Джоанна Кингсли - Любовные прикосновения
По будним дням «Трамвай» работал до полночи, однако начался сильный снегопад, и количество посетителей сократилось. Поэтому управляющий объявил, что они закроются рано. Когда Лари отправилась за своим пальто, ее охватило чувство неловкости: она не знала, что ей делать с Ником. Чего он ожидал от нее после долгого отсутствия?
Когда она подошла к его кабинке, он был погружен в чтение книжки в мягком переплете – какой-то брошюры о войне.
– Я могу идти, – сказала она.
Ник засунул книгу в куртку, поднялся, не сказав ни слова, и они вышли в ночь, покрытую белой пеленой. Некоторое время они брели в молчании, подавленные пропастью, которая разделяла их и которую необходимо было преодолеть. Открыв когда-то в письмах друг другу душу, теперь им, похоже, было нечего сказать.
– Хочешь выпить кофе или еще чего-нибудь? – спросил он наконец.
– Давай просто погуляем!
Теперь Лари не возражала против холода. Ей нравилось идти под снегом, на фоне которого, как ей казалось, будет легче разглядеть новые истины.
– Так, значит, ты думала, что я погиб? – спросил он по прошествии еще одной минуты.
Казалось, его слова были предназначены для того, чтобы дать выход ее ярости.
– Черт побери, Ник, а что еще я могла подумать? Я даже не смогла узнать у твоих родителей…
Он перебил ее:
– Они защищали меня. Может быть, им не следовало этого делать… Но я не хотел, чтобы ты знала, как плохи мои дела.
– Как плохи? – эхом повторила она.
Очевидно, он запретил своим родителям общаться с ней. Она пристально всматривалась в его лицо. С обледеневшими хлопьями снега на щеках, с ободками из снежинок вокруг глаз он казался призраком. Словно избегая ее взгляда, Ник отвернулся и пошел дальше.
Лари поспешила вслед за ним.
– Что случилось, Ник?
Он сгорбился и сильнее натянул на себя куртку, будто защищаясь от ее вопроса.
– Ради Бога, зачем же ты пришел, если не можешь поговорить со мной?
Ник снова остановился и повернулся к ней лицом.
– Я здесь потому, что никого в целом свете не люблю так, как тебя, Лари.
Он мягко взял ее за руки и посмотрел на нее с такой нежностью и страстью, что ей не оставалось ничего другого, как подчиниться.
– Можешь ли ты представить себе, как много для меня значило, – произнес он хриплым от волнения голосом, – как много значит для любого мужчины там – когда есть кто-то, кто ждет тебя, к кому можно вернуться.
Было еще слишком рано начинать выяснять отношения. Она только выразила свое согласие кивком.
– Может быть, я внушил себе, что ты тоже неравнодушна ко мне. Мне так хотелось увидеть тебя… И как только я смог, я пришел сюда.
Спустя некоторое время Лари сказала:
– Если ты действительно любишь меня, как ты мог допустить, чтобы я подумала, что никогда больше не увижу тебя?
Ник глубоко вздохнул.
– Ты еще не замерзла? – спросил он. – Потому что рассказ будет долгим.
– Проводи меня домой! По дороге все и объяснишь.
Война, начал он, превзошла все их худшие ожидания. Многие американские солдаты находили утешение в той или иной форме иллюзий. Одни пытались размыть границы реальности с помощью наркотиков, другие жили только ради удовольствий, получаемых в публичных домах Сайгона, и пьянствовали, чтобы стереть в памяти то, что происходило между увольнительными.
– Но я никогда не увлекался ни наркотиками, ни девицами из баров, ни самообманом, – сказал Ник. – Я не хотел потерять связь с реальностью, и способ, который я нашел, чтобы держать правду в фокусе – в буквальном смысле этого слова заключался в том, что я фотографировал ее. Ты уже знаешь, что мое увлечение начало создавать мне в армии проблемы.
И Ник рассказал о том, о чем уже писал ей в последнем письме: он купил новый фотоаппарат, и снова начал снимать. Несколько дней спустя его включили в состав группы, которая должна была вести обычное патрулирование в джунглях. Отряд попал под огонь снайпера. Идя по его следам, они подошли ко входу в пещеру. Солдаты сделали несколько выстрелов, надеясь заставить снайпера сдаться, но ответного огня не последовало. Пещера, казалось, была пуста. Солдаты уже приготовились бросить гранаты в зияющую темноту, чтобы расчистить себе путь.
– Я стал спорить с ними. Я не знал, что было там, внутри. Может быть, склад боеприпасов для партизан или командный пост, где мы могли найти вражеские карты. Лейтенант, командовавший нашим патрулем, не хотел, чтобы мы шли в эту дыру, пока не убедится, что это безопасно.
В этот момент Ник умолк. Лари повернулась и посмотрела на него. По выражению его лица она поняла, что ей следует проявить терпение. Чтобы пережить это вновь, он должен сам задавать темп своего рассказа.
К тому времени они уже дошли до Тэйер-стрит, но вместо того, чтобы возвратиться домой, она повернула на Уотерман-стрит, которая круто поднималась в гору через Проспект-парк к тому месту, откуда открывался вид на город. Наконец Ник продолжил свой рассказ тихим голосом:
– Внутри пещеры мы обнаружили пятерых вьетнамцев. Наши выстрелы и крики их так напугали, что они боялись выйти из своего убежища. Среди них была девочка, лет тринадцати-четырнадцати с личиком ангела и длинными шелковистыми волосами. Остальные были мальчики. Один только начинал ходить, а старшему было около десяти лет. Вероятно, это была семья, и они ожидали, что кто-нибудь придет за ними, возможно, снайпер. Три мальчика и девочка лежали на земле в конце пещеры и казались спящими. В этом замкнутом пространстве контузии от взрыва гранаты оказалось достаточно, чтобы убить их.
У Лари перехватило дыхание, и глоток холодного воздуха, который она резко втянула в себя, действительно на секунду заморозил сердце у нее в груди. Она снова бросила взгляд на Ника, который пристально смотрел вперед, вглядываясь в ночь, и увидела в его глазах нестерпимую боль, которую ей захотелось остановить. Но его слова продолжали литься с такой отчаянной силой, что она поняла: для Ника будет лучше выговориться.
– Всех, кроме одного мальчика. Наверное, он хотел выглянуть наружу, и в него попало столько осколков, что они практически разорвали его маленькое тельце пополам. Не было никакой надежды спасти малыша, но он так мучился! Поэтому лейтенант… он… – в том месте Ник на мгновение смолк, – он взял ружье и сделал то, что обычно делают с животными, чтобы прекратить их страдания.
Лари не могла слушать это. «Не надо больше!» – хотелось ей крикнуть. Но если бы она прервала Ника, то никогда не узнала бы, как ему было плохо, и не смогла бы по-настоящему установить с ним контакт. Она не отрывала глаз от чистого, свежего снега и молчала.
Все солдаты в отряде были в ужасе от содеянного, сказал Ник. Чтобы полностью уничтожить следы преступления и выжечь его из памяти, они не просто сожгли мертвых, но и устроили из их тел погребальный костер.
