Семья для чемпиона - Алекс Коваль
Ему не позавидуешь. Быть брошенным по эсэмэс– в разы хуже, чем очная ставка. Хотя и так, и так больно, как ни крути. Расставание – то еще дерьмо.
– Так что ты подумай в этом направлении. Мало ли…
Я прикладываю горлышко бутылки к губам и да, думаю. Всю ночь и весь следующий день думаю. Так активно, что мозг дымится. А единственный триггер, что приходит на ум, – Гордей. Только Гордей. Могу ли я верить Птичке, если она говорит, что отец Димки не объявлялся? Хотелось бы. Вот только его возвращение в город подозрительно ровно накладывается на момент взрыва Фоминой. Не верю я в такие совпадения. Ой, не верю…
Поэтому на четвертый день после нашей ссоры я делаю то, до чего должен был додуматься раньше. Может, конечно, этот выпад ничего мне не даст. Но тем не менее. Я узнаю у управляющей компании, где сидит служба безопасности нашего ЖК, и без особой надежды что-либо найти за парочку автографов и пригласительных на следующий матч команды выторговываю записи с камер видеонаблюдения. Охватив по времени чуть больше суток до моего прилета, вечером сажусь с кофе за просмотр этого «увлекательного многочасового кино».
Следить за кем-то – это долгое и муторное занятие. И уже через пару часов я начинаю чувствовать себя помешанным на Птичке сталкером. Еще час спустя собираюсь вырубить видео и бросить это гиблое дело к хренам, когда глаз цепляется за фигуру в драповом пальто. Фигуру явно мужскую. Вышедшую из лифта и направляющуюся прямо к дверям нашей квартиры…
Меня подбрасывает. В затылке немеет. Я каменею. Сжимаю и разжимаю кулаки. Дергано долблю по клавише и ставлю видео на паузу. Прохаживаюсь по кухне. Ерошу пятерней волосы, осушаю бокал воды, снова прохаживаюсь. Как так-то, черт?!
Сажусь обратно за ноутбук. Снова запускаю запись. Сволочь…
Поверить не могу! Не надо быть проницательным засранцем, чтобы узнать этого визитера. Птичка открывает ему дверь и тут же меняется в лице.
Гордей. Он приходил. А она мне наврала. Вот же… коза упрямая!
Мне стоит титанических усилий продолжить просмотр видео и не расфигачить что-нибудь о стену. А они о чем-то разговаривают. Птичка явно не планировала запускать бывшего в квартиру. Но Димка встрял и порушил все планы Авы. Ей пришлось его пригласить. Глупо и опрометчиво.
Троица исчезает из объектива. Я перематываю видео. Примерно час спустя Птичка едва ли не выталкивает Гордея из квартиры. Они ругаются в подъезде. Спорят. Вряд ли на повышенных тонах, но пламенно так спорят. От души.
Меня же колбасит. Я места себе не нахожу, нервно постукивая ногой по паркету. Не нашедшая выхода злость кипит, разгоняя кровь по венам. Я взбешен настолько, что перед глазами все плывет и полыхает, а картинка подернута красной дымкой.
Он. Приходил.
Она. Промолчала.
Уходит Гордей – наконец-то мелькнув рожей в камеру – довольный, как сам дьявол! Зато Аву едва не скручивает прямо в подъезде. Она рыдает. Молча. А меня у этого сраного экрана… Меня прошивает болью от самой макушки.
Птичка бьет кулаком в стену. Я вспоминаю, что в то утро, перед ссорой, у нее были сбитые костяшки. На вопрос как и почему – отмахнулась. Отмолчалась. Дура. Ну какая дура!
Я в бешенстве захлопываю ноутбук. Достаточно. Насмотрелся. Растираю ладонями лицо. Оно горит. Руки трясутся. Картинка складывается в моей голове, и я едва убеждаю себя в том, что разнести спсиху квартиру – спорное решение проблемы. Промолчала. И после этого я «сложный»? Серьезно, Фомина?
Я убью его…
Я его убью…
Мне стоило огромных усилий не сорваться и не поехать к Птичке в тот же вечер. Вернее, не так. Не поехать я не смог. Первый раз просидел всю ночь у них с Димкой под окнами, изводя себя бесконечными мыслями. Крутил и так и эдак. К утру пришел к тому, что сначала я поговорю с «младшеньким». Он эту кашу заварил. Ему и расхлебывать.
Пока ждал посадки в аэропорту, малость поостыл. Этот разговор назревал уже давно. Не пару месяцев. Годы. Глупо было бы избегать его и дальше. Я не из тех, кто бегает. А Гордея изначально стоило поставить перед фактом – отступать от Птички я не намерен. Димка – мой сын. Он же может и дальше бестолково прожигать свою никчемную жизнь. Главное, чтобы держался подальше от нашей семьи. От моей семьи. Они не его. Его никогда не были. И не будут.
За время часового перелета я укрепился в этой мысли. И искренне хотел верить, что еду к брату с холодной головой.
Новый адрес Гордея мне сказал отец. Через знакомых в его команде я узнал, что тренировки у клуба сегодня нет. Соответственно, велика вероятность поймать младшенького в своем гнезде, которое этот «ценитель прекрасного» свил в одном из лучших жилых комплексов Питера. Губа не дура. Он всегда любил тратить бабки направо и налево, а вот с зарабатыванием всю жизнь были проволочки.
Пока поднимался в лифте, мысленно отмеряя этажи, бегущие на дисплее, убеждал себя, что я взрослый, адекватный, человек разумный. Махание кулаками не поспособствует конструктивному разговору. Нам не по пятнадцать. Однако…
Зверя внутри меня – готового порвать за своих – усмирить оказалось чуть сложнее. И как только Гордей «приветливо» распахнул дверь, руки зажили своей жизнью. Рефлексы сработали исправно. И первый же мой удар, с размаху, прилетел прямо в его челюсть, сворачивая ее к чертям собачьим.
Гордей пошатнулся, но на ногах устоял. Даже умудрился выдать едкое:
– Что ж, я тоже рад тебя видеть, братец… – прежде чем второй удар врезался в его нос.
С возвращением в страну, придурок.
Глава 49
Аврелия
– В общем, у нас с Гордеем состоялся не самый лицеприятный разговор. Он выложил мне всю ту хрень, что наговорил тебе. Я по фактам разложил ему, что станет с его карьерой и жизнью, если он не закроет пасть и не прижмет задницу. Стас поддержал своими вескими доводами и крепкими связями, где надо. Сдается мне, что младшенький проникся.
– Вы подрались, что ли?!
– Подрались – слишком громко сказано. Скорее я надрал ему задницу.
– Ярослав! Ты вообще способен думать наперед, перед тем как махать кулаками?
– Всего пару ударов. Для профилактики. Ничего серьезного. Клянусь, – посмеиваясь, вскидывает руки Ремизов.
Я неодобрительно качаю головой.
– Но почему ты молчал? –
