Когда горит огонь - Ханна Грейс
– Так зачем ты приехал? Денег для тебя у меня нет, остаться со мной здесь нельзя. Мне нечем тебе помочь.
– Я ничего не хочу, Расс. Приехал просто поговорить. Я и так довольно брал у тебя. Я совершил в жизни кучу ошибок, сжег немало мостов. О многом жалею, но больше всего – о боли, которую причинил тебе, твоим маме и брату.
У всех есть недостатки, но отец каждый божий день демонстрирует все свои.
Я знаю, что мой опыт – это не стандарт. Дела в семьях обстоят не всегда так. Я слышал, родители бывают такими чуткими, любящими и сгорающими от чувства вины за свои действия, что дети даже не подозревают, что у взрослых не все ладно. Я не сержусь на людей с зависимостями. Смотрел статистику, читал исследования на эту тему, слышал душераздирающие личные истории о борьбе и преодолении, и сочувствую. Видите, все логично?
Но сердце всегда твердило послать логику подальше. Папа не должен был уступать, должен был усерднее бороться с внутренними демонами. Не потому, что он лучше других, а потому что он мой папа. Он мой, и я нуждался в нем, а ему было на меня наплевать. Он потакал своим пагубным желаниям и порывам и служил самому себе, пока гнев, сожаление и негодование не захлестнули его как цунами, а когда он позволил волнам поглотить себя, потянул и нас за собой.
Я откашливаюсь, глядя ему в глаза. Я больше не напуганный малыш, мне не нужно съеживаться перед ним.
– Папа, я все еще не понимаю, зачем ты приехал.
– Когда мы виделись в прошлый раз, ты сказал, что мне надо разобраться со своим дерьмом. Я хотел встретиться лично, чтобы сообщить: я этим займусь. Знаю, ты мне, должно быть, не веришь, или все зашло слишком далеко и тебе уже все равно, но я собираюсь все исправить. Не хочу больше так жить. Хочу вернуть семью. Хочу вернуть свою жизнь. Хочу стать человеком, которого ты снова сможешь уважать.
Мне бы радоваться – папа наконец говорит то, что я так давно хотел услышать. Что он хочет измениться; что знает, как все плохо и что он причиняет вред близким. Но для меня это всего лишь слова, произнесенные в нужном порядке, чтобы казаться искренними. У папы всегда хорошо получалось трепать языком, потому-то маме и потребовалось столько времени, чтобы прозреть.
Порой грань между самоотверженностью и отчаянием очень тонкая, и я понимаю, что отец пал ниже некуда. Зависимость – это болезнь, проигрышная партия. Все знают, что казино всегда выигрывает. Может, не на этой раздаче и не на следующей. Не на первой лошадиной скачке и не на двадцатой. Может, на последнем броске костей, но, в конце концов, казино возьмет свое и заберет все подчистую.
Вряд ли у папы осталось хоть что-то, и от этой мысли мой гнев слегка спадает.
– Надеюсь, что вернешь, папа, честно надеюсь. Но нельзя просто провозгласить, что ты изменишься, надо действовать. Ты должен приложить сознательные усилия, чтобы искать помощь и удалить из своей жизни искушения.
– Так и сделаю, – твердо отвечает он.
– Как же?
– Не знаю.
Потираю виски, стараясь не вздыхать, чтобы он не решил, будто я сбрасываю его со счетов.
– Есть программы для таких людей, как ты. Я читал об этом. Они анонимные и бесплатные. Ты должен поискать их объявления, они расклеены по всему городу.
– Поищу. Как только вернусь. Слушай, Расс, я знаю, что был не тем человеком, которого ты заслуживаешь. Тебе приходилось больше работать, идти на жертвы, бороться в одиночку, потому что я был во власти своих демонов. Я не могу изменить прошлое, но могу позаботиться о том, чтобы оно не повторилось. Если где-то предлагают помощь, я хочу ее найти.
Наверное, он ждет от меня восклицания, что все будет хорошо, что я ему доверяю и верю в него, но этого не будет, пока не увижу результаты собственными глазами. Всем сердцем надеюсь, что он говорит серьезно, но сейчас это слишком хорошо, чтобы быть правдой. В глубине души я беспокоюсь, что зашел слишком далеко, чтобы простить его, что не смогу двигаться дальше, а застряну в прошлом, и обида никуда не денется.
Может ли человек в самом деле получить все, что хочет? Я годами боролся в одиночку, а теперь за короткое время все так изменилось.
Этим летом я научился делиться своими чувствами, и это подталкивает меня быть с отцом откровенным.
– Было бы неплохо снова стать семьей. Если ты начнешь исправляться, мне будет легче общаться с тобой. Я нервничал из-за перепадов твоего настроения.
Папа кивает, его глаза увлажняются. Кажется, он хочет сказать еще что-то, но вместо этого дважды стукает кулаком по столу и встает.
– Ну все, избавляю тебя от своего общества. Тут чудесное место. Нравится здесь работать?
– Да, – киваю я.
– Я горжусь тобой, Расс. Ты строишь прекрасную жизнь, несмотря на то, через что я заставил тебя пройти.
Похоже, ему хочется обнять меня, но он этого не делает и протягивает руку для пожатия.
– До встречи, сынок.
– Пока, папа.
* * *
Еще двадцать минут я сижу один за столом для пикника. Размышляю, гадаю, в самом ли деле положено начало переменам, которых так отчаянно ждал.
В конце концов я вспоминаю, что нужно найти Дженну. Такое чувство, что сегодня случилось больше драм, чем за все лето.
Я облажался, и Дженна имеет полное право уволить меня за то, что видела, но надеюсь, не станет этого делать. Раньше я думал, худшее, что может случиться со мной в лагере, – если меня застукают. Но после неожиданного визита отца оказалось, что худшее именно это, и предстать перед Дженной теперь уже не так страшно.
Когда я стучусь к ней в кабинет, мне приходит в голову, что умный человек держался бы подальше и надеялся, что пронесет. Я, похоже, больше не умный, но не смогу вести себя как ни в чем не бывало, гадая, не прикажут ли мне собирать вещи и выметаться.
– Приятно снова видеть тебя одетым, – отмечает Дженна, когда я захожу в кабинет.
Мое лицо и уши немедленно заливаются краской.
– Я пытался придумать какое-нибудь объяснение тому, почему сознательно нарушил правила, но у меня нет веских оправданий, и я не хочу отнимать у тебя время.
Дженна складывает руки на груди и откидывается на спинку стула, с
