Звёзды ещё горят - Лиса Эстерн
Отец Стеллы продолжал, будто не замечая их сцепленных рук, его натянутого выражения лица:
– Я буду рад… Как ты это сказал? Подружиться с тобой, – он добродушно рассмеялся, заставив юношу смутиться. Он точно сейчас сгорит от стыда! – Ты мне определëнно симпатизируешь. Я не могу запретить Стелле с кем-то встречаться, кого-то любить и уж тем более не могу уберечь её от ошибок, но мне остаётся надеяться, что ты не станешь её ошибкой, напротив, будешь тем, на кого она сможет положиться в самые тяжёлые моменты жизни, – помолчал немного, будто пробуя слова на вкус, и закончил: – Обычно моё чутьё не подводит, и сейчас оно говорит мне, что ты хороший мальчик, которому я могу доверить свою дочь.
– Ну и что ты наделал? – вдруг взволновалась его жена и притворно зацокала. – Довёл ребёнка! А я просила тебя держать себя в руках! Боже правый, милый, тебе сделать ромашковый чай?
Это было по-настоящему ужасно, и Марк не мог найти объяснения своей реакции: почему безобидные, нежные и бережные слова этого человека разбередили в нём давние раны и почему он всё-таки потерял лицо. Все маски рассыпались по полу и их сдуло зимним сквозняком. Стелла обеспокоенно вздохнула, покрепче сжав его руки. В её полном сочувствия взгляде читалось понимание. Она откуда-то понимала причины неожиданно предавших его слёз.
Как же неловко. Абсолютный провал.
Актёр сфальшивил. Не справился с импровизацией, и его выгнали со сцены. Настоящая бездарность!
– Да я, вроде, ничего не сказал, – мужчина растерялся не меньше, чем все остальные. – Где это видано, чтобы молодые люди так реагировали на похвалу, а не на брань? Стелла, ты и правда нашла себе удивительного юношу.
– Это всё твой неуместный талант влезать в ду-шу, – бранилась женщина рядом, всё никак не способная решить, отправиться ли на кухню или спасать детей от своего мужа. – Боже, милый, идите наверх. Вы, вероятно, устали: ехать-то не один час. Всё, давайте-давайте.
Вся её напускная холодность развеялась одним махом.
– Простите, – прошептал он, едва справляясь с собой. Ударьте его кто-нибудь! Сейчас же! – Это… Я не знаю, простите. Всё хорошо.
Марк улыбнулся им, и эту улыбку никто не смог бы назвать лживой. Она могла быть немного жалкой, немного не «мужественной», совсем мальчишеской, детской, но настоящей, благодарной, хоть и печальной.
В комнате Стеллы их ждали друзья, которые, не изменяя себе, уже прилепились друг к другу так, что не отлепить. Всполошились они совсем не из-за того, что их застали в крайне сомнительной ситуации. Их лица вытянулись из-за Марка.
– Кто-нибудь, ударьте меня, – страдальчески произнёс он, опускаясь на кровать и пряча лицо в ладонях. – Это было ужасно.
– Что случилось? – Маша с широко раскрытыми глазами смотрела то на Стеллу, то на Марка. – Только не говорите, что твой очаровательный папа запретил вам встречаться и вообще возжелал выгнать его из этого дома?
– Да нет, – ответила Стелла, опускаясь рядом с Марком и бережно обнимая его за плечи, пока он корил себя. – Просто произошла некоторая психологическая ситуация. Я как-то не подумала об этом.
– Мне так стыдно.
Стелла вдруг сползла с кровати и встала перед ним на колени, удивив его так, что он на мгновение забыл ненавидеть себя. Она ловко взяла его ладони в свои и взглянула в раскрасневшееся от стыда и непрошеных слёз лицо. То, что она видела его таким, было невыносимо до боли.
– Не надо, – попросила она так нежно, что ему вдруг захотелось снова разреветься как мальчишке. Нет, его точно надо вырубить! – Не прячься от меня. Ты говорил, что хочешь узнать меня разную: и блистающую победительницу, и павшую в обнимку с унитазом!
Уголок губ его дрогнул. Это была правда, и всё же звучала она совсем не романтично.
– Марк, я люблю тебя таким, – тихо, скромно произнесла она. Стелла, в отличие от него, не умела кричать о своей любви, но если говорила, то поражала в самое сердце. – Любовь должна так работать: я открываю тебе свои самые неприглядные стороны, а ты мне свои. Я хочу, чтобы она работала так. Любить красивую, успешную и всегда радостную версию – легко, приятно, но любить разбитую, сломленную и отчаявшуюся в разы сложнее. Сложнее и ценнее.
– Прости, это было совсем не по-рыцарски, – попытался пошутить он.
Стелла пожала плечами, улыбнувшись.
– Я никогда не мечтала об идеальном рыцаре, – она выпрямилась и стерла влажные и крайне смущающие его дорожки. – Эй, всё хорошо, ладно? Мальчики тоже плачут, им тоже бывает больно, и они имеют на это полное право, хорошо? Если тебе тяжело, я буду это напоминать снова и снова, пока однажды ты не разрешишь себе быть живым человеком.
Марк соскользнул с кровати и обнял её так, словно без этого мог задохнуться. Его ломало, немного трясло, но, несмотря на полнейший позор, он был счастлив.
– А… Мм… – Прокашлявшись, напомнила о себе Маша, и им пришлось взглянуть на своих друзей. – Если вам нужно время, мы подождём внизу. Я пообщаюсь с твоим очаровательным папой и выпью лучший ромашковый чай твоей мамы. Ты только намекни, окей?
– Маша, – Стелла закатила глаза, улыбаясь.
– А что я? Мы вообще-то собирались со знанием дела привлечь Марка на нашу тёмную сторону фанатов «Сумерек», а вы тут устроили мелодраму, – она взглянула на Пашу, который учтиво разглядывал обои. – Скажи же, что мы не такие, как эти двое сахарных?
Он улыбнулся и рассмеялся, а следом повеселели все остальные. Да, не дело откладывать такую важную задачу, как знакомство с культовой сагой, поэтому уже совсем скоро, сбросив хандру, они удачно разместились в своём логове и погрузились в историю чужой любви.
Марк ещё какое-то время сожалел о произошедшем, но постепенно отпустил ситуацию, погрузившись в настоящий момент. Ему предстояло сделать много непростых шажков для того, чтобы выбраться из своей собственной узкой пещеры «должен и обязан», но теперь, когда он знал, куда идти, этот путь казался не таким уж и пугающим.
Теперь он не был один.
Конец.
Примечания
1
Боке́ – размытие изображения не в фокусе объективом в фотографии.
