Кэтрин Коултер - Лабиринт
— Ты сказал, что живешь один вот уже пять лет. Значит, раньше ты жил не один?
— Вот что значит агент ФБР. Ну что же, ты молодцом. Да, когда-то давно я был женат.
— Я как-то не представляю тебя женатым. По-моему, ты очень самодостаточная личность. Ты что, в разводе?
— Нет, мы с Клэр не разводились. Она умерла от лейкемии.
— Извини, Диллон.
— С тех пор прошло уже даже больше чем пять лет. Мне очень жалко, что Клэр так и не пожила в этом чудесном доме. Она умерла за три месяца до смерти моей бабушки.
— И сколько же вы прожили вместе?
— Четыре года. Когда она умерла, ей было всего двадцать семь. Как-то очень странно все получилось. Она прочитала эту старую книжку Эрика Сигала — «Историю любви», а через несколько недель ей поставили диагноз — лейкемия. За последние годы я несколько раз смотрел фильм, поставленный по этой книге. Ты знаешь, Клэр умирала совсем не так спокойно и безмятежно, как это описал Сигал. Моя жена боролась со смертью изо всех сил. Просто ничего уже нельзя было сделать.
Сэвич ни с кем не говорил так много о Клэр с того самого пня, как она умерла, и то, что он так разоткровенничался, потрясло его. Он резко поднялся, подошел к камину и прислонился спиной к каминной доске.
— Прости, Диллон.
— Ничего, все нормально.
— Ты все еще тоскуешь по ней?
Сэвич взглянул на одну из картин своей бабки, подаренную ему по случаю окончания Массачусетского технологического университета. На ней был изображен сгорбленный старичок француз, рыночный торговец, продающий что-то на ярмарке в небольшой деревеньке неподалеку от Канн, где в шестидесятые бабка Сэвича прожила несколько лет. Затем Диллон озадаченно посмотрел на Лейси:
— Ты знаешь, это очень странно, но я почему-то не могу вспомнить лицо Клэр. В моей памяти оно какое-то размытое, словно на очень старой фотографии. Да, я ощущаю боль, но она стала какой-то приглушенной. Конечно, я тоскую по Клэр. Иногда, читая книгу, вдруг подниму голову и начну что-то ей говорить. Или смотрю футбольный матч — и вдруг покажется, что она вот-вот прикрикнет на меня, чтобы не сходил с ума. Она была фигуристкой, очень хорошей фигуристкой. Но в олимпийскую сборную пробиться так и не смогла.
— Для тебя она то же самое, что для меня теперь Белинда, — заговорила Лейси. — Сначала мне казалось невозможным, чтобы моя боль когда-нибудь утихла, но помимо моей воли она все же пошла на убыль. Теперь, когда я смотрю на фотографии Белинды, мне кажется, что я любила эту женщину когда-то очень давно и где-то очень далеко. Такое ощущение, что это было в какой-то другой жизни и я сама была другой. Иногда в толпе мне слышится, что она меня окликает. Я оглядываюсь, но, конечно же, никогда не вижу ее.
Сэвич сглотнул, чувствуя, что на глаза ему, как когда-то очень давно, наворачиваются слезы.
— Знаешь, в такой ситуации, как у твоей жены, я бы, наверное, тоже боролась со смертью до последнего, — сказала Лейси, глядя на него ясным, спокойным взглядом. — Я бы ни за что не сложила руки и не отошла бы в мир иной просто так. Нет, я бы брыкалась и орала изо всех сил.
Сэвич засмеялся, потом разом помрачнел. Что это было — чувство вины за то, что он смеялся, вспоминая Клэр? Однако вскоре лицо Сэвича снова прояснилось.
— Я бы тоже брыкался, — улыбнулся он. — Спасибо, Шерлок.
— Голова у меня больше не болит, — обрадованно заметила Лейси. — Ты мне дал волшебные таблетки?
— Ага. А теперь посмотри, пожалуйста, новости, пока я приберусь на кухне, ладно?
— А что, десерта не будет?
— Ты не доела свою порцию спагетти и требуешь десерт?
— Десерт идет в совершенно другой отдел желудка, и этот отдел у меня пустой. Я уверена, что мой нос уловил аромат сдобных ватрушек.
Пока Диллон мыл посуду, Лейси уничтожила ватрушку и принялась смотреть по телевизору новости. Обстановка в Боснии и на Ближнем Востоке вновь обострилась. Сообщалось о новых варварских актах уничтожения курдов, но она не могла понять, о каких, собственно, курдах идет речь — ведь курды были расколоты, как и те страны, на территории которых они проживали, и не существовали как единый этнос. Затем на экране внезапно возник Большой Джон Баллок, адвокат Марлина Джоунса — раздувшийся, как индюк, от ощущения собственной значимости и расточающий улыбки репортерам, которые буквально забрасывали его вопросами, пока он шел от здания бостонского суда к своему громадному черному лимузину.
— Предстанет ли Марлин Джоунс перед судом?
— Без комментариев.
— Скажите, Марлин невменяем?
— Вы ведь знаете, для признания того или иного человека невменяемым существует определенная процедура, — ответил Баллок, закатывая глаза и поводя массивными плечами.
— Вы будете добиваться признания его невиновным?
— Без комментариев.
— Вы рассказывали, что у вашего подзащитного было трудное детство, что мать избивала его, а дядя подвергал сексуальным домогательствам. Это правда?
— На этот счет есть документы в соответствующих организациях.
— Но ведь он признал свою вину.
— Его признание не может быть принято во внимание. Полицейские и агенты ФБР принудили моего подзащитного признаться в том, что он совершал преступления.
— А как насчет той женщины — сотрудницы ФБР? Ваш подзащитный оглушил ее и затащил на склад, чтобы убить. Все это зафиксировано на магнитофонную и видеопленку.
— Это было специально подстроено, — заявил Большой Джон Баллок, подкрепив свои слова энергичным жестом. — У моего подзащитного и в мыслях не было убивать эту женщину.
— Но я слышал, что он нанес ей ножевое ранение.
— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, — ответил адвокат. — Могу лишь повторить еще раз, что мой подзащитный попал в заранее подготовленную ловушку. Вот увидите, все улики, собранные против него, не будут приняты во внимание.
— Все это не было бы ловушкой только в том случае, если бы ему удалось убить сотрудницу ФБР, так по-вашему? — не без сарказма поинтересовалась какая-то женщина-репортер.
Взрыв смеха. Обращенные к Джону Баллоку лица дышат холодом.
— Давайте на этом закончим, ребята. Поговорим как-нибудь в другой раз, — подвел черту под импровизированной пресс-конференцией адвокат.
Сразу после этого в блок новостей вклинился рекламный ролик, расписывающий достоинства пива «Будвайзер». Почувствовав, что Диллон вернулся из кухни и стоит у нее за спиной, Лейси тихо сказала:
— Я возвращаюсь в Бостон. Мне надо еще раз встретиться с Марлином Джоунсом.
— Тебе не разрешат с ним встретиться.
— Я должна попытаться это сделать. — Она медленно повернулась и посмотрела Сэвичу в глаза. — Ты ведь меня понимаешь, правда? Я обязана сделать еще одну попытку. Не могу я просто сидеть и ждать, пока еще какой-нибудь маньяк заявится по мою душу. Если ты попросишь, чтобы меня к нему пропустили, меня пропустят.