Трюк - Иден Финли
Мэтт касается лбом моего.
— Я тебя тоже люблю, идиот.
— Сколько нежности в твоих словах.
— Ты первый начал, — шепчет Мэтт.
И я же это заканчиваю, хватая его за рубашку и пятясь к кровати. Я разворачиваюсь и толкаю его вниз, но Мэтт снова вскакивает.
— Это койка Тэлона. Вряд ли он оценит, если мы на ней трахнемся.
— Мы собираемся трахаться? Разве теперь, когда у нас серьезные отношения, секс не должен прекратиться?
— Если, по-твоему, в этом заключаются отношения, я тебя бросаю. Сейчас же.
Я притягиваю Мэтта к себе и вдыхаю его запах.
— Кажется, лишив тебя девственности, я сотворил монстра.
— Во-первых, ты меня девственности не лишал. А во-вторых, мои тренеры обвинят тебя в отсутствии у меня концентрации, потому что на поле я только и буду делать, что думать о твоей очковой зоне.
— М-м-м, продолжай говорить на футбольном сленге. Ох, да, и со своим южным акцентом.
Губы Мэтта обхватывают мочку моего уха, затем скользят вниз по шее.
— А может, я тебя так трахну, что забудешь, сколько у тебя бабла в банке? Только и сможешь, что выкрикивать мое имя, смекаешь?
Я стону.
— Знаю, сейчас речь не о том, но я и так понятия не имею, сколько у меня денег. Если только «куча» не считается числом.
— В постель, — рычит Мэтт.
Ему не нужно повторять дважды. Я оказываюсь на спине быстрее, чем девственник на проститутке. Мы сбрасываем рубашки, ботинки и носки, Мэтт стягивает штаны и боксеры, а я вожусь со своими дурацкими джинсами.
Никогда не носите дизайнерские джинсы. Идиотские пуговицы вместо молнии.
— У тебя есть все, что нужно? — спрашивает Мэтт.
Я резко замираю.
— Нет. А у тебя? Ты же у нас тот, кто переехал.
— Но не в Милуоки же. Кого мне было трахать на сборах?
— А кого здесь было трахать мне, учитывая, что мы вроде как расстались? — Я откидываюсь на спину. — У тебя даже для дрочки ничего нет? После Арона я проверялся, и ни с кем потом…
— Н-н-гррх. — Мэтт кусает костяшки. — Больше всего на свете хочу трахнуть тебя без резинки, но смазки нет. Сборы, опять же. Не думал, что будет время шкурку гонять.
— Как насчет халявного гостиничного лосьона? — Я уже откровенно скулю.
— Фу, и близко не подпущу эту дешевую дрянь к своему хозяйству.
— О, простите, Ваше Высочество. Я и не подозревал, что вы такой тонкий знаток лосьонов для рук.
Вместо того чтобы ответить мне колкостью, Мэтт тянется к моим джинсам и окончательно их снимает.
— Ну, есть же еще рот. И руки. А когда съедемся, я тебя трахну. — Мэтт забирается на край постели.
Его голова опускается, губы так близки к моему изнывающему, набухшему члену. Но я хватаю Мэтта за волосы и оттягиваю назад.
— Ты хочешь, чтобы я жил с тобой?
— Разве ты не это имел в виду, сказав, что переедешь в Чикаго?
— Ох… нет. Так далеко вперед я не заглядывал. Просто понял, что хочу быть вместе. Но я серьезно хочу с тобой жить. Да, я хочу к тебе переехать.
На этот раз, когда Мэтт приближается к моему члену, я его не останавливаю. Он заглатывает меня своим талантливым ртом, но, как бы я ни обожал это ощущение, мне нужно больше.
— Мэтт. — Я тяну его вверх, и его тело скользит по моему.
Слюна и предэякулят смешиваются, и наши члены легко трутся друг о друга. Мэтт двигает бедрами и мои глаза закатываются.
— Мать твою.
Он продолжает по мне скользить, трется всем телом, шепчет что-то о заявлении прав, а еще повторяет мои новые любимые три слова: я тебя люблю.
Когда мы оба начинаем сходить с ума, я хватаю Мэтта за задницу и погружаюсь в собственное удовольствие. Мэтт толкается сильнее, так что изголовье кровати ударяется о стену, но мне плевать, если даже его товарищи по команде находятся в соседнем номере. Я возбужден до безумия, мне срочно надо кончить.
Когда я думаю, что больше не выдержу, Мэтт содрогается в оргазме, провоцируя мое собственное освобождение.
Мэтт утыкается лбом мне в плечо, и в комнате слышны только стоны и тяжелое дыхание. Но затем раздается голос, который ни одному из нас не принадлежит:
— Хм-м.
— Тэлон. — Мэтт сползает с меня и накрывает простыней, обернув одеяло вокруг своей талии.
Его сосед по комнате тупо смотрит на нас, открыв рот.
— Хм-м…
Интересно, это единственное, что он умеет говорить?
Мэтт тоже не знает, что сказать.
Мой взгляд скользит по Тэлону, останавливаясь на довольно очевидной выпуклости в штанах, и я задаюсь вопросом, как долго он наблюдал за нами, и с чего это вдруг подобное зрелище так возбудило гетеросексуального парня. Прежде чем я успеваю переоценить ситуацию, Тэлон, наконец, приходит в себя.
— Я рад, что вы, ребята, разобрались в своем дерьме, но, хм, тут такое правило — никаких гостей в номерах.
Точно.
— Прям с языка снял, — реагирую я и порываюсь встать.
— Подожди, — останавливает Тэлон. — Я, э-э… спущусь в бар, выпью чего-нибудь пока вы… э-э… оденетесь. И, хм-м… ага… выпью. В баре.
Если кому-нибудь любопытно, как выглядят двести фунтов неловкости и неуклюжести, достаточно понаблюдать, как Тэлон пытается выйти из комнаты. Он открывает дверь, но ее заклинивает у его огромной ноги. Тэлона это не останавливает, и он пытается протиснуться в полуоткрытую дверь. При этом он больно стукается головой и чертыхается.
— Блин, с тобой все в порядке? — спрашивает Мэтт.
Тэлон отмахивается от него и выбегает.
— Я должен с ним поговорить, — вздыхает Мэтт.
— Окей. Может, я смогу снять здесь номер и…
— Сейчас для меня это как школьный лагерь. — Мэтт копается в ворохе одежды и начинает одеваться. — Даже если бы я хотел улизнуть из комнаты, весь отель забит футболистами. Не удастся выйти незамеченным.
Я выбираюсь из постели.
— Тогда, наверное, мне не стоит сдавать обратный билет домой.
Мэтт весь сдувается.
— Отстой. Я не хочу, чтобы ты уезжал, но…
— Понимаю. Это твоя работа, и я не должен здесь находиться. Я вернусь в Нью-Йорк, соберу вещи и…
— Черт. А как же Джей-Джей?
— Он может оставаться в доме, сколько захочет. Будет присматривать за ним, пока меня нет.
— Что, если ты замутишь здесь свой фонд, а «Ворриорз» меня отсеют? Может, нам стоит сесть и подумать…
Я делаю шаг к нему.
— Детка. Я поеду туда же, куда и ты. Мне все равно, как мы это устроим, и что надо будет сделать, чтобы все получилось. Все уже получается. Понял?
Мэтт кивает.
— Понял.
— Теперь иди и
