Фонарики желаний - Глория Чао
Он смотрит на меня.
– Быть с тобой, конечно, – я улыбаюсь, – а ещё – развиваться. Мне кажется, кулинарная школа – это будет круто. Очень круто. Я улучшу своё мастерство, а потом?
Он пожимает плечами.
– Потом, мне кажется, я смогу сделать что угодно.
– Это так классно, Кай, – совершенно искренне говорю я. – Мне всё ещё жаль пекарню, но – вау! Эта новая мечта такая потрясающая и такая твоя.
– Я наконец-то начинаю понимать, что не несу ответственность за то, что делает моя семья. Только за то, что делаю я.
Я киваю, соглашаясь с ним всем сердцем. Вот бы и мой папа это понял.
По-прежнему стоя между его колен, я наклоняюсь и снова его целую.
Цзяо опять стучит в дверь, и я подпрыгиваю. Опять.
– Пять минут прошло! – кричит он.
Кай целует меня в кончик носа, а потом мы с сожалением прощаемся с Грубым Германом Вторым.
* * *
Поездка на машине выходит довольно неловкой, в основном безмолвной и, к счастью, короткой.
Когда Цзяо высаживает нас у Промонтори-Пойнт, Кай поворачивается ко мне и говорит:
– Спасибо за Грубого Германа.
А потом его губы кривятся в характерной шаловливой ухмылке.
– У меня тоже есть для тебя сюрприз.
Я уже собираюсь умолять его всё мне рассказать, но нет, сюрприз подождёт. Мои родители уже приехали и увидели, как мы с Каем держимся за руки.
Кай попытался было отойти, но я удержала его на месте. Он вопросительно смотрит на меня, а я отвечаю улыбкой.
Мы идём прямо к моим родителям, но, когда подходим совсем близко, я отпускаю его руку – хотя до конца и не понимаю почему.
– Аи, шушу хао, – здоровается Кай, слегка склоняя голову. Живое воплощение гуай хайцзы, как называла его Найнай.
– Привет, Кай, – говорит мама с тёплой улыбкой.
Отец ничего не говорит, но перестаёт раскладывать на столе товары и смотрит (сердито?) на нас.
Мама показывает на огромный пакет выпечки, который несёт Кай.
– Спасибо, что помогаешь.
– Он продаёт, – поправляет её папа. – И фонарики они тоже продают.
– Простите… – начинает было Кай, но папа его перебивает.
– Твой отец прислал мне ящик жилетов с рыбами. В подарок.
– Простите, – совершенно серьёзно отвечает Кай.
Папа смеётся.
– Уверен, эта попытка предложить мир – скорее твоя, чем его. И, как уже сказала моя жена, спасибо. За это и… – он показывает на пакет с выпечкой в руках Кая, – за яичные тарты, булочки с мясной нитью, булочки с говяжьим карри…
Он осекается. Потом прокашливается и опускает глаза.
– Мне сначала… не нравились булочки с говяжьим карри. Потому что я не люблю булочки с куриным карри, а они казались довольно близкими родственниками. Но теперь я их попробовал, – медленно добавляет он, – и, э-э, постепенно втянулся.
Я разочарована, что он использовал метафору, но рада, что и он в конце концов дал добро.
– Спасибо, шушу, – мягко говорит Кай. Слишком мягко. – И я вас понимаю. Сам ещё до сих пор не разобрался, как правильно глотать булочки с куриным карри.
Папа кладёт руку Каю на плечо и хлопает. Всего один раз. Ну… по крайней мере, начало положено.
Не успеваем мы с Каем и пятнадцати футов пройти, как натыкаемся на Стефани и Эрика.
– О, привет, Лили́, Кай, – здоровается Стефани. С её лица не сходит широкая ухмылка.
Я написала Стефани почти сразу после того, как мы с Каем начали встречаться, и она накидала мне в ответ столько смайликов, сколько я за всю жизнь не отправляла.
Эрик хлопает Кая по спине.
– Я бы сказал «наконец-то», но, уверен, ты это и так часто слышишь в последнее время.
Мы смеёмся, рассказываем друг другу последние новости, потом договариваемся как-нибудь посидеть все вместе за димсамом, а потом они идут отмечать свою двадцатимесячную годовщину. (Как и в случае с первым пуком, я даже и не знала, что такое вообще есть.)
Я снова беру Кая за руку и отвожу его от столов ближе к воде, чтобы побыть наедине – и чтобы узнать, что за сюрприз меня ждёт.
Кай уже понимает, что я задумала.
– Пока рано, – смеётся он.
Сюрприз ждёт меня после, когда начинается фестиваль.
Я должна была сразу всё понять: уж слишком тихо и организованно собралась наша община. Но я слишком занята: час посвятила подготовке, а следующие двадцать минут играла в шарады с Каем. Вместо того чтобы общаться через окно, мы теперь просто придумываем, какое бы забавное слово загадать. Бонус – если шарада связана с шуткой, известной только нам двоим.
Я притворяюсь, что веду машину (а потом собираюсь изобразить, как стреляю из лука и пью воду, чтобы получить «углевод»[43]), но останавливаюсь, когда бабушка Шуэ прокашливается и выходит в самый центр группы.
А потом я замираю на месте – рядом с ней встаёт Кай.
– Поздравляю всех с Чжунъюань Цзе! – начинает бабушка Шуэ. – Мы радуемся и горюем, собравшись здесь сегодня, чтобы поприветствовать наших усопших близких – и попрощаться с нашими любимыми «Фонариками желаний». Этот магазин и люди, которые его держали, были важной частью нашей общины – они снова и снова собирали всех нас вместе и исполняли наши желания.
Она смотрит прямо на меня, потом косится на мистера Тана, который стоит неподалёку и тоже смотрит на неё так, словно она его солнце, луна и звёзды. Она слегка кланяется мне, словно говоря «спасибо». Пока я думаю, что сделать – удивлённо уставиться на неё или просто кивнуть в ответ, – она уже поворачивается к остальным.
– Мы рады поприветствовать здесь дух Хуан Инъю́э, – говорит бабушка Шуэ, и, когда я слышу имя Найнай, на глазах выступают слёзы. Порой я даже забываю это имя, потому что для меня она всегда была просто Найнай. А сейчас я снова вспоминаю, насколько оно прекрасно: «отражение луны». У нас обеих имена связаны с тёмной ночью, и Найнай однажды сказала, что именно это нас так сближает.
А ещё, вспоминается мне, она однажды пошутила, мол, очень жаль, что моя фамилия – Хуан, а не Цзян, потому что имя Цзян Инъюэ ещё более поэтично: «Отражение луны в реке». Она не раз в шутку говорила, что Хуаны должны как-то объединиться с Цзянами, но тогда я этого не понимала. А сейчас… получается, она говорила обо мне и Кае? Она что, всё предвидела и пыталась подтолкнуть меня в верном направлении?
Наверное, я никогда этого не узнаю.
Вперёд выходит Кай.
– В память о Хуан Инъюэ пекарня «Лунные
