Семья для чемпиона - Алекс Коваль
Димка подрался. В голове не укладывается. Мой сын – всегда спокойный, уравновешенный, мудрый не по годам ребенок – подрался с товарищем по команде. Впервые за тринадцать лет. Что? Зачем? Почему? Что на него нашло? Что пацаны не поделили? Не понимаю!
В голове десятки вопросов и не меньше красочных версий случившегося. Перед глазами такие картинки, от которых не просто страшно, а тошно. Мамское воображение – сволочь – хорошее. Я накручиваю себя до того, что меня бросает в жар от ужаса. Приходится приоткрыть окно, жадно хватая ртом морозный декабрьский воздух, на скорости врывающийся в прогретый салон внедорожника.
Один глоток…
Второй…
Окно с тихим жужжанием закрывается, едва не прищемив мне нос.
– Что ты д…
– С ума сошла? Голова мокрая. Еще не хватало, чтобы продуло на хрен.
– Мне душно!
Яр тычет пальцем по приборной панели, демонстративно вырубая печку. Бросает на меня недовольный взгляд. У меня на языке ворочаются грубости. Очень много колючих грубостей! И Ремизов рискует принять весь удар на себя. И очевидно, он это понимает. Бросает:
– Выдыхай, Птичка. Ничего непоправимого не случилось.
– Перестань меня успокаивать, это еще больше раздражает.
– Я не успокаиваю, а говорю как есть. Димка – пацан. Такие стычки в его возрасте – это абсолютно нормально. Он растет и самоутверждается в мужском коллективе, а там слабаков не любят. Все через это проходили в свое время.
– Тебе-то, блин, откуда это знать?!
– Я тоже был подростком вообще-то, – мажет по мне быстрым взглядом Яр, тут же возвращая внимание на дорогу. – Ну сцепились. Помахали кулаками. Выпустили пар. Поверь мне, он за свою жизнь еще подерется, и не раз. На льду, вне льда. Главное, что все живы и здоровы. Не надо носиться с ним как с хрустальной вазой.
– Легко так спокойно рассуждать, когда в передрягу попал не твой ребенок, – бурчу и тут же, сообразив, что только что ляпнула, прикусываю свой длинный болтливый язык. Меня с ног до головы обдает стыдом. Бросаю взгляд на Ярослава. Он поджимает губы. Смотрит прямо перед собой, поигрывая желваками, сильнее сжимая руль.
Ду-ра!
– Прости.
– Все нормально.
– Нет, не нормально. Я просто, – морщусь, пытаясь подобрать слова помягче, – все как-то навалилось, и я… не знаю я! – выдыхаю сквозь зубы. – Не заставляй меня оправдываться, пожалуйста. Не сейчас, Яр. Мне и так тошно.
– Что навалилось? За что оправдываться? Ава, ты сегодня сама не своя. Говоришь загадками. Ведешь себя странно. То цепляешься и не отпускаешь. То рычишь и кусаешься. Тебя кидает из крайности в крайность. Что с тобой творится?
– Ничего. Со мной все хорошо. Забудь.
– Забудь? – хмыкает. – Серьезно?
– Более чем.
– Не могу, представляешь? Это и значит – быть семьей. Я за тебя переживаю. Ты не чужой мне человек.
– Сейчас надо переживать не за меня, – обрубаю дальнейшие препирательства, мысленно умоляя Ремизова активней давить на педаль газа и ехать чуточку быстрее.
Яр замолкает. Очевидно, этот выпад ему нечем крыть. Какое-то время мы едем в гнетущей тишине, каждый копошась в своих мыслях. Пока я не слышу:
– Это как-то связанно с Гордеем?
Вдох-выдох.
– Он-то здесь при чем? – сжимаю пальцы в замок до побелевших костяшек, тут же об этом пожалев. Вчерашняя горячность не прошла даром – суставы пронзает тупая боль, на доли секунды ослепляя.
– Мать вчера звонила. Сказала, что Гордей в страну вернулся.
– М, правда?
Молодец, Ава. Браво, Ава. Голос даже не дрогнул.
– Она адрес ему наш дала. Поэтому я и прилетел отдельно от команды первым же рейсом. Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?
– Например, что?
– Он не объявлялся? Не звонил? Не писал?
– Нет, – вру и бровью не веду.
– Что нет?
– Все нет.
– Ава…
– Слушай, давай решать проблемы по мере их поступления, – перебиваю нетерпеливо. – Сейчас Дима меня беспокоит гораздо больше, чем вернувшийся в Россию Гордей и его возможное появление в нашей жизни. Просто заканчивай задавать мне вопросы, – чеканю, вперив взгляд в лобовое стекло. – У меня нет на них ответов. Не сейчас!
Я физически ощущаю, как горит мой висок под взглядом Ярослава. Мой ответ ему не понравился. Вероятнее всего, он мне не поверил. А еще я вполне осознаю, что грублю. Веду себя ужасно. Некрасиво. Яр точно такого отношения не заслужил. Но боже!
Меня рвет на части от противоречий. Мне страшно. Я переживаю. За сына, за карьеру Яра и озвученные Гордеем угрозы. За будущее, которое неожиданно стало зыбким и размытым. Да, утром я чуть было не сдалась и не выложила Ремизову все, как есть. По пунктам. Уже почти собралась с духом, и если бы не звонок Кирилла Александровича…
Я не понимаю, что мне делать дальше. Со своими чувствами. Со своей «семьей». Со своей никчемной жизнью, черт побери, я не знаю, что мне делать! И от этого чувствую себя проснувшимся вулканом, в жерле которого все бурлит и клокочет. Вулкан, у которого что внутри, что снаружи – сплошной хаос и раздрай.
До ледового мы долетаем достаточно быстро по меркам стоящего в пробках мегаполиса. Но непозволительно долго для сердца беспокоящейся за своего ребенка матери. Я хватаю сумочку и выскакиваю из машины, едва Яр успевает затормозить на парковке. Не застегиваясь и игнорируя шапку, бросаюсь к служебному входу. Скорее знаю, чем чувствую, что муж нагоняет меня в пару-тройку шагов. Придерживает мне дверь и хватает за рукав куртки, когда я сдуру поворачиваю не в ту сторону.
Ярослав кивает знакомым. Пожимает руку кому-то из сервисменов. Перекидывается парой слов с охраной. Уравновешенный и непоколебимый. Гребаная стена, за которой так хочется спрятаться! Но имею ли я на это право?
Он заталкивает меня в коридор, прячущийся за табличкой «Посторонним вход воспрещен». И берет за руку, ведя прямо по длинному коридору подсобных помещений до двери, на которой большими черными буквами написано «Тренерская».
Прежде чем Ремизов успевает постучать, я, как истинная истеричка, врываюсь в кабинет тренера подростковой команды без приглашения, тут же обмирая:
– Дима! – вскрикиваю, бросаясь к сыну. – Что?.. Как? – большими от ужаса глазами рассматриваю наливающийся синяк на скуле ребенка. – Что же ты творишь?!
Я тянусь, чтобы ощупать место ушиба. Сын дергается, уворачиваясь. Скрепя сердце проглатываю этот выпад, напоминая себе, что моему ребенку уже не пять и он слишком взрослый, чтобы бежать к матери с очередной разбитой коленкой.
Да только этот «шаг назад» дается мне с неимоверным трудом. Особенно когда сын бурчит
