Семья для чемпиона - Алекс Коваль
– Значит, мы одни? – подмигиваю.
Легкая улыбка трогает ее губы. Какая-то грустная и потерянная. Ава опускает взгляд и запускает ладошку мне под толстовку. Задирает ее и осторожно водит пальчиками по месту ушиба на ребрах, заставляя медленно умирать от разгорающегося в теле желания. На ее лице проносится целый калейдоскоп эмоций: от растерянности до сочувствия, когда она спрашивает:
– Как ты себя чувствуешь?
– Как, по-твоему, я могу себя чувствовать рядом с тобой? Потрясающе живым.
– Опять отшучиваешься?
– А ты опять мне не веришь, – не спрашиваю. Утверждаю.
Перехватываю ее ладошку и тяну на себя, зарываясь второй пятерней в ее волосах. Целую. Не напористо, как мечтал последние десять долгих дней, а мягко. Пробую ее губы на вкус, по новой изучая каждый заломчик и впадинку. Сначала пухлую нижнюю кусаю. Затем упрямую верхнюю. Целую медленно и неторопливо. Ласкаю своими губами ее, вздох за вздохом умирая и воскресая вновь от наслаждения просто быть рядом.
Ава подается и льнет всем телом. Отвечает на поцелуй. Закидывает ножку мне на бедро, и в один момент все меняется…
Губы Птички становятся настойчивее, а движения откровеннее. Она стягивает с меня толстовку и наваливается легонько на здоровый бок. Углубляет наш поцелуй. Обхватывает ладонями мои щеки и напирает с каким-то непонятным мне отчаянием, сквозящим в каждом ее вздохе и движении. Выдыхает мне в губы и снова целует на этот раз так, будто этот поцелуй буквально последний в ее жизни. В нашей жизни. И это, мать твою, пугает!
– Ава, – выдыхаю, притормаживая ее напор. – Погоди…
Она явно меня не слышит или слышать не хочет. Осторожничая, заползает, усаживаясь верхом, и спускается с поцелуями с губ на щетинистый подбородок. Быстро, суетливо, лихорадочно покрывает поцелуями шею. В кадык целует. До груди добирается. Обхватывает губами сосок и едет еще ниже, зацеловывая синяк на ребрах. Ниже пояса все вполне однозначно реагирует «приподнятым настроением». Вот только в башке гудит мысль, что что-то, блин, не так!
Я запускаю ладонь в ее волосы, сжимая затылок. Мне приходится стиснуть зубы, чтобы затормозить Птичку, когда она заползает ладошками под резинку моих штанов в намерении их стянуть.
– Птичка, стой. Тормози.
– Ч-что? – звучит на выдохе. – Почему? Ты не хочешь…
– Мне надо в душ, малыш.
– Потом, – снова тянется к моим губам, – все потом.
Я обхватываю ладонями ее щеки, останавливая:
– Я с самолета. Я весь потный и ужасно пахну. Мне надо хотя бы умыться.
– Яр…
– Десять минут. Хорошо, родная? Всего десять, и я весь твой. Сегодня, завтра и каждый божий день до следующей командировки.
Птичка сокрушенно выдыхает, качая головой. Морщится и выдает, облизывая губы:
– Не хочу тебя отпускать.
Откуда столько страха в ее огромных глазах? Какого хрена?!
– Я никуда не исчезну, ты чего? Эй. Ну хочешь, пошли со мной? – подмигиваю, пытаясь ее растормошить. – Я смущением не страдаю, можешь следить, чтобы меня не засосало в слив, пока я буду устраивать тебе пенный стриптиз. Хотя, должен предупредить, стриптизер из меня так себе.
Ава шмыгает носом и им же утыкается мне в висок, явно шутку не оценив. Обнимает за шею, прижимаясь всем телом так близко, что дыхание спирает. Шепчет на разрыв:
– Я так сильно соскучилась. Так сильно не хочу тебя отпускать. Ты бы только знал, Ремизов, – шепчет так, словно мы говорим сейчас о чем-то большем, чем гребаный поход в душ, что в пяти метрах от кровати!
Сердце начинает бить в груди тревожным набатом. Это не нормально. Нет, то есть это космос, что она скучает так! Но ее тон – это не нормально.
Зарываюсь ладонями в ее волосах, крепче сжимая в объятиях.
– Ава, что происходит? – спрашиваю уже без шуток.
– Ничего… – сипит мне в висок.
– Врешь.
– Я уже сказала. Соскучилась.
– Тогда почему у меня такое ощущение, что ты со мной прощаешься? – хмыкаю и тут же напряженно поджимаю губы. – Просто, чтобы ты знала, это не так-то легко. Тебе придется сильно постараться, чтобы от меня избавиться. Понимаешь?
Птичка шмыгает носом, опаляя горячим дыханием мою щеку. Льнет еще ближе.
Какого…
Я перехватываю ее ладошку, мелькнувшую у меня перед глазами. Зажимая длинные тонкие пальчики с нежно-розовым маникюром в своей ладони, переворачиваю тыльной стороной вверх. Прохожусь большим пальцем по ссадинам на сбитых костяшках. Мотор за грудиной начинает нездорово частить.
– Ава, какого хрена? Что с рукой?
– Все нормально, – пытается отдернуть свою ладошку Птичка.
Я не позволяю. Сжимаю сильнее.
– Пусти, Яр…
– Так. Слушай. Или ты мне сейчас же все рассказываешь, или… – Проглатываю второе «или», когда ее телефон на прикроватной тумбе начинает дребезжать входящим, вероломно проникая в наш странный тет-а-тет.
Ава оборачивается и мажет взглядом по экрану. Хмурится и тянется за трубкой.
– Мы еще не договорили, – рычу я. – Кто там?
– Помощник Димкиного тренера.
– Кирюха?
– Да. Они ни на какие сборы не собираются?
– Не должны.
– Тогда почему он мне набирает, Яр?
– Понятия не имею. Может, какой-то вопрос по документам. Ты чего так напряглась? Что с тобой сегодня происходит? Я не понимаю!
Ава садится на постели, подгибая под себя ноги, и задумчиво крутит в руках телефон.
– Ну хочешь, я отвечу? – не выдерживаю.
Ава кивает и отдает трубку мне. Внимательно прислушиваясь, когда я бросаю:
– Кир? Это Ремизов. Здоро́во.
– Рем? Вы уже вернулись?
– Я прилетел ночью, – бросаю взгляд на время в телефоне, – команда где-то уже на подлете. Кирюх, у тебя что-то срочное? Если нет, то ты малость не в строчку. Мы тебе позже наберем…
– Срочное, Яр, – перебивает меня старый знакомый, и тон его не оставляет сомнений – новость нам не понравится. – По пустякам звонить бы не стал.
А вот это уже не смешно…
– Что случилось? Что-то с сыном? – сажусь на постели.
Ава подползает ближе, тревожно упираясь ладонями мне в колени.
– Что?! Что-то с Димой, Яр?
– В целом с ним все хорошо. Жив и здоров, – говорит мне в трубку Кир, тщательно подбирая слова. – Но у вашего парня тут нарисовались небольшие проблемки.
– А конкретней?
– Он с пацаном из команды подрался после тренировки, Рем. Прохожие ментов вызвали. Тренер замял, но… Короче, вам с женой надо подъехать к ледовому. Сейчас.
Глава 41
Аврелия
Всю дорогу до ледового меня трясет.
Я не помню, как мы с Ремизовым собирались и выскочили из дома. Не помню, как одевались и обувались. Я вообще ничего не помню! И даже не могу быть уверена, что не забыла что-нибудь надеть. А сейчас, в машине Яра, буквально не могу
