Укрощение рыжего чудовища - Дарья Волкова
И спалось ему в родительском доме крепко и без сновидений, что вообще удивительно. Словно стены старого дома хранили его сон, не позволяя ничему дурному проникнуть.
Тин позволил себе выспаться. Да что там – он нагло продрых до половины одиннадцатого. Сквозь сон слышал, как орут соседские петухи, как звонят к заутрене в храме, который был совсем неподалёку. Ему, уже десяток лет живущему в Москве, гораздо привычнее было просыпаться если не от будильника, так под соседский перфоратор. Или, если повезёт, под Лепса. А звуки этого утра, пусть и непривычные, не помешали. Лишь улыбнулся во сне.
После того, как проснулся, еще позволил себе поваляться в постели и подумать о Варе. С этого начинался и этим заканчивался каждый его день. Последние дни вообще оставляли ощущение цугцванга. Тин вдруг невесело усмехнулся, вспомнив, как употреблял это слово к месту и не к месту, когда узнал. А сейчас оно как нельзя лучше отражало его общее настроение. Куда ни кинь – везде клин. Это если по-простому и без выпендрёжа.
Тин решил, что хватит валяться, встал и побрёл умываться и завтракать.
Поздний завтрак – яичница, как он любит. У деревенских яиц желток тёмно-жёлтый, почти оранжевый. Вкусно невозможно, как в детстве. И утренние препирательства с Лизой, и серьёзные разговоры с Софией – под духовитый чай со смородиновыми листочками, на который подоспел и глава семейства.
И так хорошо, что хоть не уезжай. Непонятно совершенно, почему Тину душно здесь было пятнадцать лет назад. Сейчас же дышится полной грудью. Не надышаться. Как давно так хорошо ему не было. С того проклятого дня…
– Долго еще киснуть будем, Тихон Аристархович? – Вопрос отца прозвучал, как говорится, громом среди ясного неба.
Тин едва чаем не поперхнулся.
– Чего?
– С Варенькой когда на мировую идти намерен?
Тихон тяжело вздохнул и отставил в сторону чашку.
– Думаешь, просто?
– Не думаю. А делать всё одно надо, – невозмутимо ответил Аристарх Петрович.
Обо всех тех событиях Тихон рассказал отцу сам. В тот день первой, после многолетней разлуки, встречи, когда слова удержать невозможно было, и он ими просто захлёбывался. Раскрыл душу. Кое о чём, может, и стоило умолчать. Но он открылся. А, возможно, последствия наркоза. Кто его знает.
– Тишенька… – Мать погладила его по руке. – Ну нельзя же так… Во грехе. Если любишь, так чего ждёшь? Женись как положено по людским и божеским законам. Раз такая девушка хорошая.
– Ты-то откуда знаешь, – Тин вздохнул, – что хорошая?
Тихон бросил косой взгляд на отца. Верил, что у того достало ума все неприглядные подробности не довести до сведения матери. Аристарх едва заметно кивнул.
– Ну так отец говорил, что это дочка Глеба Николаевича. А Глеб Николаевич такой человек, на которых земля держится. Как же у него может быть дочка плохая?
Железная логика, что тут скажешь.
– Ну, когда свататься сподобишься? – Отец явно не намеревался менять тему.
– Да не пойдёт она за меня! – Тихон сам поразился, сколько отчаяния прозвучало в голосе вместо ожидаемой бравады.
– Спрашивал? – поинтересовался отец деловито.
– Толку? И так знаю, что скажут.
– Ты за других не решай. – Отец степенно отпил чай. – А возьми да спроси. Не переломишься, поди.
Тин только вздохнул. Мать снова погладила его по руке.
– Тишенька… Ну поругались – с кем не бывает. Милые бранятся – только тешатся. Вспомни, чем ты ее завоевал, как ухаживал. Вот и сейчас сделай то же самое.
Завоевал… Ухаживал… Нет, судя по словам матери, ничего она не знает. Так, в самых общих чертах. Да какое там ухаживание? Пришёл, облапал, в машину посадил. Цветы, конфеты, рестораны. Постель. Именно сейчас, сидя на родительской кухне, Тихон вдруг понял, как это всё было чуждо Варе. В свете того, что он о ней узнал и понял, – как она это всё позволила ему? Почему? Зачем села в машину? Зачем вообще стала продолжать эти отношения? Ведь он точно знал теперь, что это было совершенно не для нее. Не ее формат, не ее уровень. И тем не менее…
Значит, было что-то. Что-то, что преодолело все противоречия между ними, всю их несхожесть и где-то даже полярность. Что-то, что не измеришь и не осознаешь логикой. Так что это было?
Видимо, какие-то из его эмоций отразились на лице. Отец кивнул матери.
– Ставь тесто, Серафима. К вечеру у нас гости.
– Какие гости? – не сообразила Серафима Андреевна.
– Тиша невесту привезёт. – Аристарх Петрович встал из-за стола.
– Очень смешно, батя. – Тин тоже поднялся. Под сердцем образовался холодок. – Ты уж как пошутишь, так пошутишь.
– Не до шуток в таком серьёзном деле. – Аристарх Петрович размашисто и троекратно перекрестил сына. – Не по чину тебе, Тиша, сидеть да ждать у моря погоды. И девушка мучается. Поезжай. Ввечеру ждём для благословения. А я икону Спаса Вседержителя пойду приготовлю.
Тихон хотел что-то возразить. Что-то сказать. И вдруг передумал.
Он увидел узор в ворохе пёстрого тряпья. Вот же он.
Жизнь – не шахматы, люди – не фигуры на доске. К чёрту чужие советы и умные слова. Надо идти и делать. И будь что будет. Сколько он придумывал слов разных для Вари. Да только всё равно кроме правды ничего лучше не изобретено.
Коротко кивнул отцу, подставил лоб для материнского поцелуя. И вышел в двери. Успев услышать батино: «Ставь, ставь тесто, Сима. Будут гости». Эх, Тихону бы отцову уверенность.
Формально Варя была в отпуске с этого понедельника. Но в пятницу случился ожидаемый аншлаг, «проставиться», как положено, не вышло. А делать сегодня всё равно нечего. И к обеду Варя с тортом и заготовками для бутербродов пришла на работу. Попили чаю, уже без спешки побеседовали, даже Данила Григорьевич, друг-охранник, соизволил на полчаса явиться. В общем, проводили Варю в отпуск как надо, пожелали отдохнуть как следует и всё, что еще положено. Честно сказать, Варвара бы еще посидела, но работа – уже временно не ее – буквально скреблась в двери. И пришлось прощаться, улыбаться и собираться домой. Только вот что там делать ближайшие три недели?
На море она так и не решилась ехать. Сколько бы не намекали родители – не хотелось. Вот просто не
