К востоку от Евы - Ида Мартин
– Ничего удивительного. Ты не умеешь подчиняться и уступать. Особенно когда на тебя давят. Так что все закономерно.
Звучало разумно. Казалось, Наташа понимает меня лучше, чем я сам.
Поддавшись неожиданному порыву, я вдруг обнял ее и, прижав к себе, положил подбородок ей на макушку.
– История о том, как я тебя увидел в «Шоколаднице», вышла забавная.
– Не могла же я сказать, что ты просто пришел ко мне в квартиру. – Она сцепила руки у меня за спиной. – Без подробностей о Еве получилось бы скучно и странно. Ведь это же странно – приглашать человека с улицы к себе домой просто так. Я бы могла придумать причину, но мне просто хотелось рассказать историю, где ты ищешь меня.
– Про маминого Дениса ты тоже насочиняла?
– Ага.
– Откуда в тебе потребность все это выдумывать?
– Не знаю. Родилась такой. В детстве вообще не замечала разницы между выдуманным и происходящим на самом деле. Потому-то и уверена, что многие мои фантазии на самом деле – воспоминания. Ведь иногда в голову приходит такое, о чем я не могу знать.
– Например?
– Например, как скакать на лошади. Хотя вживую видела лошадей только в зоопарке. Но совершенно уверена, что стоит мне сесть в седло, как я сразу поеду.
– Это нетрудно проверить.
– Знаю, что чувствует человек, ныряя на глубину более десяти метров за жемчугом. Когда-то мы жили с тобой в лачуге у моря и добывали самый крупный жемчуг на всем нашем побережье.
– Ты просто много читаешь и смотришь кино.
– А что скажешь про запах пороха? Откуда мне знать, как пахнет порох, но я знаю! И как скрипит колесница, и вой гиен, и вкус березового сока; знаю, как звенят кандалы и шелестят бальные платья. Я знаю ощущения полета и смертельной раны. Я помню, как провожала тебя на вокзале и как мы спасались от погони. Как жили в роскошном дворце и шалаше. Я так любила тебя… а ты – меня.
Ее спина под моей рукой дрожала.
– Возможно, ты права, но я ведь тоже должен это помнить?
– Ты обязательно вспомнишь. Ева обещала тебя отпустить, но ушла раньше, чем сделала это.
– Что значит «отпустить»? – Как бы красиво ни звучали ее слова, то, что они с Евой обсуждали меня, будто домашнего питомца, резануло. – Мне не нравится, что ты навязываешь мне свои идеи. Они как воздушные замки. Эффектно, но ни о чем.
– Прости! – Наташа смутилась. – Я думала, ты любишь такое. Когда Ева рассказывала, ты не говорил, что тебе не нравится.
– Если ты еще не поняла, я не из тех, кто принимает поспешные решения. И всегда должен точно знать, зачем и почему что-то делаю.
– Неужели в тебе нет ни капли романтики и духа авантюризма?
– Моего духа авантюризма хватает только на покупку шаурмы и чебуреков.
– А как же отправиться за своей принцессой на край земли? Как же любовь, преодолевающая все преграды?
– Это Евина сказка.
– А какая твоя?
– Огниво. Там умеющие исполнять желания собаки каждую ночь приносили солдату принцессу – просто потому, что у него была эта волшебная штука. Так что лучше раздобыть огниво, чем вот это все.
– Все понятно. – Наташа отступила в комнату. – Хороших снов. И пусть тебе приснятся шаурма и чебуреки, а не воздушные замки и крылья ангелов.
– Не обижайся. – Я придержал дверь. – Я и сам от себя не в восторге.
– Можно я тоже кое-что скажу по-дружески? Только пообещай, что не обидишься.
– Просто говори, и все.
– Ева тебя не любит. И никогда не сможет полюбить. У нее на уме один брат. Странные отношения у них все-таки. Я не осуждаю, но и не понимаю. А еще не понимаю, как ты не замечаешь, что она просто играет с тобой. Появляется, пропадает, просит не искать, потом возвращается… Я ее тоже успела полюбить, но не могу видеть, как ты мучаешься.
Она говорила быстро, эмоционально, будто слова сами вырывались из нее.
– Ясно. – Я еще не понял, как должен отреагировать. – Она что-то про меня говорила?
Наташа опустила голову, и косички занавесили ее лицо.
– Что ты милый и что здорово готовишь.
– И это все?
– Что ее тяготит твоя настойчивость.
– Серьезно? – Такого я не ожидал. Мне-то как раз казалось, что мы с Евой в одном шаге от того, чтобы быть вместе. – В чем же тогда суть ее игры?
Однако ответить Наташа не успела. Снизу послышался грохот.
– Кошки? – предположил я.
Она покачала головой:
– Папа коньяк ищет. Надеюсь, ты его убрал?
– В рюкзак.
– А рюкзак где?
– На кресле оставил.
– Вот растяпа!
Наташа побежала вниз, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
К счастью, Иван Харитонович еще не успел проверить рюкзак, и, пока Наташа заговаривала ему зубы, я унес свое имущество наверх.
А потом они вдруг решили пить чай, и мы просидели втроем, без Оксаны, до четырех утра, слушая старые магнитофонные записи Ивана Харитоновича и болтая обо всем подряд.
Глава 31
Каникулы закончились. На меня навалились зачеты и экзамены, так что думать о посторонних вещах я почти не успевал. Вместе с Евой мне теперь снились технологические схемы, подкатегории стандартов и лепка пельменей, а на смену поездкам к Наташе пришли консультации и зубрежка санитарно-эпидемиологических правил.
Еву я больше не искал. Сниться она мне не перестала, но Наташины слова о том, что Ева считала меня слишком настойчивым, отрезвили. До этого момента мне казалось, будто мы с ней на одной волне, и, пускай никаких выяснений не случилось, недосказанность, витающая между нами, вселяла надежду, что моя симпатия взаимна. Но если Наташа говорила правду и для Евы все это было пустой игрой, то и я должен взять себя в руки и очередным волевым решением вырвать ее из себя.
Наташина мама вернулась, Наташа пошла в школу и тоже погрузилась в учебу.
Но переписываться мы с ней продолжали, и я регулярно устраивал для нее трансляции собственных мастер-классов по приготовлению рыбного суфле, пудинга, ватрушек, морковно-апельсинового напитка и прочего.
Про Алика она не говорила, а я не спрашивал. Все как будто заморозилось в неопределенности.
Зато на моем рабочем столе поселился Ош. Мне нравилось подолгу разглядывать его, всякий раз будто находя в нем новые черты. Наверное, поэтому Наташа назвала его оборотнем.
– Какой же у тебя невыносимый характер! – Однажды мама застала меня за медитацией с фигуркой
