Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур
Около одиннадцати часов Корсак встал с явным намерением попрощаться с хозяйкой дома. В его гордо поднятой голове и во всей фигуре было такое выражение, как будто его оскорбили.
– Останьтесь, – необычно теплым и мягким тоном сказала Нина. – Ведь ваш поезд уходит только в половине первого ночи.
– Весьма признателен, но я хотел бы еще кое с кем встретиться. У меня еще есть несколько вопросов, которые мне необходимо решить.
– Я прошу вас, останьтесь, – повторила она таким просительным тоном и так взглянула на него, что Кольскому кровь ударила в виски,
а молодой англичанин демонстративно потянулся за каким-то журналом, лежавшим рядом на столике, и начал его просматривать.
После долгого молчания ротмистр сказал:
– Если вам так будет угодно…
Он сел и, восполняя резкость юмором, добавил:
– Но за это я требую плату в форме чашки кофе.
– Вы получите ее сейчас же, – сказала Нина и встала, чтобы налить кофе.
У Кольского все кипело внутри. И если он не вскочил сразу, то лишь потому, что не хотел выглядеть смешным. Однако сейчас он уже сумел справиться с собой и составил полный сценарий своего ухода. Он посмотрит на часы, скажет: "Я завидую вам, что обязанности не заставляют вас покинуть столь милое общество, но я, к сожалению, должен быть в клинике. Такова участь врача", потом встанет и попрощается.
Он успел выполнить только первый пункт своей программы: достал часы. Как раз в этот момент пани Нина с обворожительной улыбкой обратилась к нему:
– Ах, дорогой доктор, совершенно забыла: мой муж прислал сегодня какие-то бумаги, касающиеся клиники, и просил, чтобы я передала их вам. Мне кажется, они лежат в кабинете на столе, в голубом конверте, найдете?
Вынужденный нарушить свою программу, Кольский кашлянул и встал.
– Надеюсь, что найду.
Когда он исчез в дверях гостиной, за которой располагался кабинет, пани Нина извинилась по-английски:
– Я не уверена, что он найдет. Мне кажется, я спрятала эти бумаги в стол. Извините меня, одну минуту.
Она быстро пересекла гостиную. В кабинете она застала Кольского, напрасно отыскивающего на столе голубой конверт.
Жестом смертельной усталости и просьбы сжалиться над ней она протянула к нему руки:
– Не уходи, не оставляй меня с ними! Они оба влюблены в меня, может дойти до скандала.
Он холодно посмотрел на нее:
– Они в тебя, а ты в них, хотя, правда, мне уже трудно понять, кого ты любишь.
– Не знаешь кого? – спросила она, прищуривая глаза.
Она обвила его шею руками и осыпала поцелуями.
– Вот кого… вот кого… вот кого… – повторяла она страстно. – Я хотела наказать тебя за твое гадкое подозрение и не разговаривать с тобой неделю, но я лишь слабая женщина и уже сегодня звонила тебе. А завтра… завтра я приду к тебе в обычное время… Но сейчас, прошу тебя, иди к ним и займи их как-нибудь. Не могу же я допустить, чтобы мой дом, дом моего мужа стал ареной скандала: это скомпрометировало бы меня. Ты ведь сам понимаешь. У меня есть право обратиться к тебе за помощью, и помни, что ты единственный человек, которого я могу попросить о помощи. Ты не откажешь мне, правда? Иди, иди к ним…
Когда он заколебался, она добавила:
– Я должна привести в порядок губы и волосы после наших поцелуев, ну и немного охладиться; наверное, у меня пятна на лице.
Проходя через неосвещенную гостиную, Кольский думал:
– Или она дьявол хитрости и порока, или чрезвычайное стечение обстоятельств постоянно складывается против нее.
Вопреки ожиданиям, в холле он застал мужчин, занятых спокойной беседой. Видимо, внешне приятельские отношения взяли все-таки верх над взаимной антипатией.
– Если бы они только знали, – думал Кольский, – что то, за что они борются друг с другом, принадлежит мне…
Он не закончил мысль, так как пришла Нина. Завязалась довольно оживленная беседа по-английски, в которой Кольский, конечно, не принимал участия.
В какой-то момент Нина взглянула на часы и сказала:
– Ну, я больше вас не задерживаю. Мистер Хове на машине и будет так любезен, что подвезет вас.
– Мне жаль, что не могу воспользоваться этой любезностью, – с усмешкой ответил ротмистр. – Предпочитаю пройтись. У меня еще полчаса времени, а ночь такая прекрасная.
Корсак и Кольский попрощались с Ниной и одновременно вышли. У дома, действительно, стояла машина англичанина, который с ними поспешно попрощался. Они вышли на Вейскую и через площадь Тшех Кшижи направились в сторону Брацкой. Шли молча. Вдруг ротмистр остановился и, схватив Кольского за плечо, сказал сквозь сжатые зубы:
– Если бы я не должен был находиться завтра в полку, – дал командиру слово, – поверь мне, я бы избил этого альфонса, этого извращенного хлыста шпицрутеном, дал бы ему по морде!..
Он отпустил плечо Кольского, и снова несколько шагов они прошли в молчании.
– Вы… вы считаете, пан ротмистр, что… мистер Хове… любовник пани Добранецкой?
Ротмистр прыснул со смеху.
– Вы забавный парень! Считаю ли я! Да это же очевидно! Она его любовница и в довершение всего боится!
– С чего вы взяли, что она боится? – надломленным голосом спросил Кольский.
– Как это с чего? Но это же не вызывает никаких сомнений. Я собирался с ней поужинать, а в это время приполз этот хлипкий оболтус, и она не решилась его выставить. Почему? Потому что боится его или боится его потерять. Такие иностранные пресыщенные типчики на все способны, дорогой доктор.
И добавил после паузы:
– Свиньи!
Улицы были почти пустынны, часть фонарей погашена. После знойного дня прохладное дуновение ветра приносило облегчение, но Кольский этого почти не замечал.
– Естественно, – начал ротмистр снова, – она вынуждена была в последнюю минуту пригласить вас, чтобы спасти ситуацию по отношению ко мне.
– По отношению к вам? – удивился Кольский. – Но из этого следует, что она и ваша любовница.
Ротмистр посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Ну что там опять с вами? По крайней мере, – сказал он неохотно, – я влюблен в нее, но без взаимности.
В конце концов ротмистр как-то странно хмыкнул и замолчал.
Они подходили уже к Маршалковской, когда ротмистр остановился и, вонзив указательный палец в плечо Кольского, сказал:
– Задумывались ли вы когда-нибудь над странной психологической загадкой? Предположим, что у вас роман с замужней женщиной, роман и все тут, обычная вещь. Досконально знаешь, что она должна одаривать и мужа своими ласками. Этого мужа ты встречаешь, черт возьми, ежедневно и, в сущности, даже любишь его. Но насколько иначе выглядит ситуация, если та самая женщина связана не только с мужем, но еще с каким-нибудь мужиком! Вот тогда уже все нутро переворачивается! Разорвал бы соперника в клочья! Как это понять? Откуда такая разница отношений?..
