Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

— Она взрывалась и трижды за день плакала, когда мы разговаривали.

— Ты имеешь в виду, она говорила тебе обо мне?

— Ну, нет. Вовсе нет. Только хреновину про сына.

— Ну, она очень мне помогала, когда я был моложе и только начинал. Она и ее муж, который здесь, на Ямайке, с нами, знаешь, практически поддерживали меня. Но, черт, Кэти, она достаточно стара, вполне стара, чтоб быть моей матерью. Нет, погоди! Я это и говорю. Буквально. Она на восемнадцать лет старше меня. Я многим отплатил, многим. Что ж, выбросить на нее всю оставшуюся жизнь?

Кэти Файнер слегка приподнялась.

— Ну, это, конечно, не мое дело. Мне не нужно было совать свой нос. Но она мне нравится. И я просто хочу, чтобы ты знал, на какой она опасной грани.

— Ты и вправду так думаешь? Но она уже три года более или менее такая. Почти точно такая. Слушай, Кэти, ты знаешь девушку по имени Лаки Виденди?

— Лаки Виденди? Ах, Лаки Виденди! Ну, конечно! Да, знаю. Не очень хорошо. Она не очень много позировала. Но я встречала ее как-то на вечеринках. — Она придвинулась к Гранту. — А, так в этом дело?

Грант вспыхнул во второй раз.

— Вот так. Как у тебя с Сэмом.

— Она настоящая красавица… Ну, бедная дама! — беспомощно сказала Кэти. Потом, когда до нее дошла его вторая фраза, она повернулась, посмотрела на своего мужа, сидящего с Бонхэмом, и гордо улыбнулась. В мозгу у Гранта произошел маленький мятеж, что-то, чего он не хотел, не хотел, чтобы мозг об этом думал, но мозг злобно не повиновался и думал. Он знал ее очень близко, этот уик-энд, и мозг начал злобно припоминать ее во всех интимных подробностях. Мозг не был столь же галантным джентльменом, как он гам. У нее, например, резко очерченные внутренние губы. Никто этого у нас не заберет, хихикнул мозг. В это же время с другого конца комнаты, пока Кэти пылко улыбалась Файнеру, Грант слышал слова: «фонд», «заем», «интерес», «…я не хочу никаких фондов… твоя малышка… долгосрочный заем… низкая ставка интереса… два процента… даже полтора… просто не хочу владеть фондами другого человека…».

Кэти Файнер повернулась к нему.

— Все равно, желаю тебе счастья, Рон, — сказала она. Потом покачала головой. — На самом деле я имела в виду, я желаю счастья этой бедной даме, этой бедной миссис Эбернати. Она та, которой это нужно.

— Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, — сказал Грант. — Как насчет твоего мужа? Как ты думаешь, Сэм войдет в долю с Бонхэмом?

Лицо у Кэти стало осторожным.

— Я стараюсь ничего не знать о делах Сэма. Но я знаю, что он любит плавание горячо и страстно. И он очень преклоняется перед Элом Бонхэмом. — Она ослепительно улыбнулась. — Он маленький, знаешь, меньше тебя. Ему нравится, когда рядом большие мужчины…

— Теперь разреши спросить. Почему, как ты думаешь, у нас с тобой ничего не получилось тогда?

— А-а-а… — сказал Грант. — Черт его знает! Это было больше двух лет тому назад. Я полагаю, просто предполагаю, что ты понимаешь, что ни один из нас по-настоящему не хотел этого. Мы оба очень изменились с тех пор.

— Но зато у вас теперь по-настоящему с Лаки Виденди, не так ли? — улыбнулась Кэти.

— Конечно. По крайней мере, сейчас.

— Ну, надеюсь, у вас все будет хорошо всегда.

В другом конце комнаты мужчины встали и пошли к ним. Сэм Файнер едва доходил Бонхэму до подмышек.

— О чем это вы тут так горячо патякаете? — высоким голосом спросил Файнер, перебегая гранитными глазами с одного на другого и обратно. Он тоже был пьян. Сразу было видно, что он очень ревнив.

— Большей частью о плавании, — легко сказал Грант и ухмыльнулся. — И немного о том, заинтересованы ли вы в шхуне Бонхэма. — Имел я твою девку, ты, тупоголовый, неожиданно хихикнул мозг. Он ненавидел свой мозг.

Файнер пьяно ухмыльнулся.

— Если вы прокачивали мою жену насчет дел, я уверен, вы недалеко ушли.

— Вы абсолютно правы.

— Но, — сказал Файнер, — я думаю, могу вам сказать — полагаю, достаточно безопасно сказать вам, — что Бонхэм, кажется, получит свою чертову шхуну.

Бонхэм из-за его спины счастливо кивнул, а Грант быстро встал.

— Ну! Это надо отметить! Иисусе! Я рад! Может, обмоем это? Джон! — позвал он.

Черный бармен, утомленный, как может утомиться только черный бармен среди кучи пьяных белых, желающий поскорее закрыть бар и уйти домой, начал готовить четыре стакана. Меньше всего он думал о Бонхэме, его шхуне или о чем-то еще, скорее всего, вообще не слушал.

— Что с тобой? — неожиданно рявкнул Сэм Файнер, и глаза у него неожиданно стали опасными. — Ты што не рад, шо мистер Бонхэм полючит шхуну?

— Эй, эй! — спокойно сказал Бонхэм, а Грант увидел, что Кэти быстро встала и стала прямо перед правым плечом Сэма.

— О да, сэр, — сказал бармен. Лицо ухмылялось. — Я шильна щастлив.

— Тогда давай стакан для себя! — приказал Файнер.

Бармен поставил. И когда они выпили, делая это очень официально, высоко поднимая бокалы, пока Грант произносил тост, он хладнокровно выпил с ними.

Сэм Файнер грохнул стаканом о стойку и обнял жену за талию.

— Чего я хочу, так это отправиться в первое плавание.

— Конечно, — спокойно сказал Бонхэм, — и это абсолютно реально.

— Пошли, старушка, — ухмыльнулся Файнер, — ударим по сну. Я пьян, одинок и разбит. Мне нужна любовь.

Когда они ушли, Бонхэм расслабленно ухнул.

— Утром он вспомнит? — спросил Грант.

— О, конечно. Я видел его в состоянии и похлеще. Я тоже разбит. Но я не собираюсь ложиться. Джон, — сказал он бармену, — дай нам еще по разу выпить, и мы отпустим тебя домой.

— Канешна, миста Бонхэм, — ухмыльнулся бармен.

— Он, знаешь, не плохой. Тока инада выпендривается, када напьется.

— Мне чиво? Таких знаю, — бармен наполнил им стаканы.

— Ты не собираешься спать? — спросил Грант, когда они чокнулись.

— Нет, — решительно ответил Бонхэм.

— Ты думаешь, он войдет?

— Да, войдет. Мой дедушка, бывало, говорил: «Мое слово — моя облигация». И Сэм такой же. Но он войдет только как кредитор. Он не возьмет никакой доли. Не знаю, почему. Но «дареному коню в зубы не смотрят».

— Сколько он тебе дает?

— Десять тысяч.

Грант свистнул и поднял брови.

Бонхэм кивнул в подтверждение.

— Это настоящий прорыв, конечно, все ныряние и поездки бесплатно. Навечно. Как они говорят.

— Во столько же ему обошлись бы отпуска с нырянием за пять лет, — сказал Грант. Бонхэм кивнул. — Ты правда не идешь спать? — спросил Грант.

— Нет, еду в город, — решительно сказал Бонхэм. — Может, возьму какую-нибудь черножопую красотку. Извини за выражение, Джон.