Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
— Я хочу с вами поговорить, Эл, если можно.
Бонхэм остановился и глядел сверху вниз на ее возбужденное, темноглазое, а теперь и заговорщицкое лицо. У него сегодня хватало забот из-за неработающей проклятой камеры.
— Хорошо, миссис Эбернати. В чем дело?
— Пойдемте в столовую, — она повернула голову к соседней двери. — Рон спит. — Она уже надела к ужину цветастое платье.
Бонхэм решился не сразу. Он не слишком огорчался ее явным нерасположением, но ясно же, что это не сделало поездку приятнее.
— О'кей.
— Я полагаю, вы удивлены, почему я так странно действовала по отношению к вам на самолете, — сказала она, когда они вышли на затененную галерею. Было уже почти темно. Скоро управляющий и служащий заведут на улице большой бензиновый генератор, чтобы включить внешнее освещение. Он будет тарахтеть, выделяясь среди жужжания насекомых, всю ночь, пока не уляжется последний клиент, и только тогда сторож выключит его до следующей ночи.
— Да нет, не очень, — ответил Бонхэм. — Хотя, пожалуй, слегка странно и неожиданно после того, как мы все веселились в Яхт-клубе.
Она кивнула; быстрый, чопорный, горячий кивок.
— У меня была особая причина. — Она не продолжала и ждала, но Бонхэм тоже молчал.
— Видите ли, — наконец заговорила она, с хитрым видом наклоняясь к нему, — у меня есть основания думать, что Рон размышляет, не вложить ли деньги в ваше дело со шхуной.
— Вы об этом знаете?
— Все знают.
— Не думаю, — прямо ответил Бонхэм.
— Ну, тогда допустим, что Рон мне рассказывал. Это важно?
Бонхэм покачал головой.
— Ну, все равно, я думаю, что это было бы очень хорошо для Рона. Он смог бы дать пять тысяч, даже десять тысяч, если бы захотел по-настоящему. И я думаю, это было бы хорошо.
— Тогда почему… — начал Бонхэм.
— Потому что он такой, — туманно сказала Кэрол Эбернати. Она продолжила. — Он каждый раз поступает наперекор моим желаниям. Следовательно, мой план — быть недоброй и грубой по отношению к вам — создан, чтобы подтолкнуть его в обратную сторону. Если Рон подумает, что вы мне нравитесь, а я хотела бы, чтобы он вложил деньги в вашу лодку…
Нервы у Бонхэма содрогнулись, когда она назвала большую шхуну «лодкой».
— …тогда он автоматически от этого откажется. С другой стороны, если он подумает, что я не выношу ни вас, ни ваш проект, он будет гораздо больше склонен поступить так… Итак. Вам не кажется, что с моей стороны это был мудрый поступок?
— Думаю, да, — сказал Бонхэм. — Но скажите, почему вы хотите, чтобы Рон вошел со мной в дело? В конце концов, вы меня едва знаете.
— Ради его здоровья, — сказала Кэрол Эбернати. — Ради его здоровья и духовного состояния. Он очень много работает над пьесами. Это очень нервная, изматывающая работа. Из-за этого он нуждается в чистом расслаблении. Я думаю, ваша лодка и частое ныряние с вами, скажем, три-четыре раза в год, для него будет наилучшим отдыхом.
Они дошли до двери большой столовой-бара и, стоя среди комаров, услышали приглушенные голоса из-за загородок. Неожиданно затарахтел большой генератор и зажглось наружное освещение.
— Так что если я буду теперь вашим «врагом», вы поймете, какова моя цель, не так ли? — чопорно сказала Кэрол Эбернати. — И будете знать, что на самом деле я на вашей стороне и пытаюсь помочь вашей сделке.
— Я подумаю, — с легким замешательством сказал Бонхэм. — Вы что хотите, чтобы я пошел дальше и попытался продать ему все это?
— Конечно! Разве я не об этом говорила? А теперь я пойду и выпью коктейль со славной милой Кэти. — Бонхэм стоял и смотрел, как она уходит очень самодовольной походкой, откинув назад спину. Он развернулся и пошел умываться. Грант спал, когда он вошел, перекинув через пах полотенце, а под ним четко вырисовывался огромный и твердый. Ухмыляясь, Бонхэм сначала умылся, а потом разбудил его на ужин. Когда он мягко коснулся плеча драматурга, тот вскочил, сжал на мошонке полотенце и вспыхнул. Бонхэм только прогрохотал: «Не волнуйся, я никому не скажу. Давай одевайся и пошли есть».
11
— Где все? — спросил Грант, выходя из ванной. Он прихватил с собой трусы и брюки и надел их в ванной.
— Все уже в баре. А я с Уильямом ремонтировал эту проклятую камеру и зашел умыться. — Бонхэм ухмыльнулся. — Хорошо поп… исал?
Грант смутился, а Бонхэм снова заржал. Грант взял рубашку.
— Думаю, надо торопиться.
— Чиво стыдиться? — сказал Бонхэм, и неожиданная, непонятная Гранту тень промелькнула по его лицу.
— А Кэ… а миссис Эбернати ушла?
— Да. Она уже там. Аж сияет от Кэти Файнер.
Грант надел рубашку и плетеные туфли.
— Я заметил. Ну, может, ей так лучше. Давай пошли.
Они шли по холлу в каком-то осторожном молчании.
— Что с ней? — наконец спросил Бонхэм. — Она не в себе, что ли?
— Ну, нет, — сказал Грант. — Я имею в виду, не так не в себе, чтоб ее запирать. И не опасна. Она, однако, сильная невротичка, я думаю.
— Там, откуда я приехал, ее быстро посадили бы на задницу, — прямо сказал Бонхэм.
— Может, для нее это было б и неплохо. А с Кэти Файнер, по крайней мере, ей будет о чем поговорить. Ванда Лу не очень разговорчива.
— Уж точняк! — сказал Бонхэм.
— Я имею в виду, что она разговаривает, конечно. Но ничего толком не разобрать.
— Жуть! — громыхнул Бонхэм.
— Мне кажется, у тебя неприятности с ее мужем, — сказал Грант с легкой улыбкой.
Лицо Бонхэма неожиданно стало утомленным, стоически утомленным.
— Понимаешь, у него яхта, которую мы могли бы использовать. А когда он продаст свой дом со спортивным магазином в Джерси, у него будут и деньги. Я надеюсь, что удастся вовлечь старину Сэма в дело со шхуной. Но над шхуной надо много поработать в доке.
— Что он об этом говорит? — просто так спросил Грант.
— У меня еще не было случая переговорить с ним. Мы собираемся поговорить сегодня вечером.
— Но он знает об этом?
— Знает. А ты сам не хотел бы вложить какую-то сумму, а? — спросил Бонхэм, довольно напряженно, подумал Грант.
Они шли по дорожке под редкими фонарями, между которыми было видно усеянное звездами небо, каждая звезда сверкала, как фонарик, на чистом, абсолютно безоблачном тропическом небосводе. Комары не очень докучали Гранту, и он наслаждался свежим запахом моря, жужжанием насекомых, легким бризом и слабым тарахтеньем генератора. Теперь он вздрогнул от легкого шока. Он ждал, что когда-нибудь этот вопрос будет задан, но все равно вздрогнул.
— Кто, я? Нет-нет, нет, нет. У меня нет для этого денег. Дерьмо проклятое… Но я бы хотел.
