Елена Колядина - Мелодия моей любви

Елена Колядина

Мелодия моей любви

Глава 1

ЛЕГКИЙ ГРОХОТ В СПОРТИВНОЙ СУМКЕ

Шагу не ступить, чтобы не наткнуться на звук!

Комната, дом, окрестные дворы, весь город завален звуками, как блошиный рынок старьем.

На козырьке подъезда долго валялся шум ночного моря, пьяно напирающего на дрожащую гальку. В закутке за мусоропроводом, куда с воплями забегали справить нужду гулящие кошки, давно стоял прислоненный к стене не ведающий жалости грохот тюремной задвижки. А на стихийной помойке у черного хода уже который день отрешенно лежал, весь в рыжих потеках, шум сталинской коммуналки.

Ну как тут пройти мимо?

Лида ворчала и стенала: «Какой же ты пыльный! А тяжелый какой! И куда прикажешь тебя положить?» – но старательно подбирала, вытряхивала, выскребала звуки и складывала в сумку, рассовывала по карманам или несла в руках.

Вопли, шебуршания, стоны, бряцания и бормотания вновь и вновь набивались в щели, копошились под раковиной, копились за плинтусами и мебелью. На стеллажах, как ласточки на проводах, покачивались сопения и гудки, из ящиков вылетали топот и клекот, темные впадины за батареями и углы кладовой обсиживали шелест и кряхтенье. Если Лида залезала под диван нашарить укатившееся яблоко, рука обязательно натыкалась на писк или гомон в клубке пыли. Вслед за снятой с кухонной полки банкой или кастрюлей тянулась паутинка смеха или горохом сыпался скрежет. Из пылесоса вместе с пыльным войлоком сердито вываливались то пуговичный треск, то костяное щелканье. Соседи равнодушно оставляли на лестнице шорох, дворники заметали под кусты плач, помойка в подворотне обрушивалась какофонией звуков.

К сожалению, выбросить звук, зарыть носком туфли в песок, перешагнуть или торопливо пройти мимо – в конце концов, сколько людей делают вид, будто ничего не слышат? – Лида не могла.

Ведь сколько раз так уже было – побрезговала девушка поднять с грязного асфальта стук, поленилась таскать за собой хохот, постеснялась вытащить из мусорницы уханье, а через день непременно оказывалось: его-то Лиде и не хватало. Потому что Лидия Гречинина работала режиссером звукового оформления – проще говоря, звукооформителем на киностудии.

Вот и сейчас в ее лакированной сумочке от Шанель лежали два звона, один плеск и один писк, а в спортивной сумке – легкий грохот. Такой, знаете, когда падает со стола стопка компакт-дисков.

Дисков, которые забыл Иван, когда уходил из Лидиной квартиры.

«Иван – звуков не помнящий», – смеялась Лида и не могла поверить, что такое возможно: кто-то не помнил снов, а ее Ванечка начисто забывал звуки.

– Помнишь в фильме: лодка качалась в снежной крошке, как утопленница, – шептала она, вытаращив от ужаса и без того огромные серые в искристую крапинку глаза.

– Не-а, – равнодушно отвечал Иван.

Лида теснее прижималась к любимому:

– Холодная вода и ледяное крошево… Ты замечал: холодная вода всегда звонкая, а горячая – глухая? Почему так?

– По кочану, – бросал Иван.

Девушка смеялась, терлась виском о плечо любимого и вновь погружалась в симфонию воспоминаний:

– Ванечка, а старое сырое дерево возле избушки помнишь? Звуки черные, мокрые, не дерево, а каторжанин на грязной дороге.

И она ежилась от безнадежного чавканья сапог осужденного. Ей слышалось: несчастный волочил ноги прямо возле дивана. Девушка замирала от страха, накрывалась рукой Ивана, спешила преодолеть полосу тоскливых шумов, как курортник торопится переплыть ледяную струю и оказаться в парной жиже, безопасной и теплой, как мягкая зыбь на животе супруги.

Через мгновение комната наполнялась нежными, мягкими звуками, и Лида томилась от удовольствия.

– А в лодке на дне перекатывался листок: ржавый, кулечком завернут, в нем, наверное, куколка в паутине была, – ласкалась она. – С легким стуком, словно с горошинкой, шуршал.

Иван вытащил руку из-под Лидиной головы:

– А еще муравей по столу бегал, кирзачами топал.

– Зря смеешься! – со счастливой улыбкой – ага, все-таки любимому мужчине интересно поговорить о том, что ее волнует! – отвечала девушка. – Знаешь, как озвучивали шаги в диснеевских «Белоснежке и семи гномах»? Кожаным бумажником: сгибали-разгибали, кожей скрипели…

– Восьмой раз затираешь про этот бумажник, – раздраженно бросил Иван и сел рывком, отпихнув подушку, наполненную гречневой шелухой. Он ненавидел Лидины подушки: по ночам гречка, словно гремучая змея, наполняла голову Ивана грозным треском.

Лида беспомощно лежала в складке дивана, пыталась удержать мелкие, как роса, слезы, – Иван белел от злости, когда она плакала и из последних сил делала вид: все в порядке, все в полном порядке, в отношениях любой пары случаются кризисы!

– Кстати, это интересно: кирзовые сапоги для муравья. Они же строем ходят – раз-два, раз-два, – фальшиво восхитилась она дрожащим, как бездомная собачонка, голосом. – Спасибо за идею!

На самом деле идея была унылой и глупой, и Лидина ложь торчала, как прошлогодний бурьян из сугроба.

И они оба это понимали.

Девушка зажмурилась и едва удержалась, чтобы не прикрыть ладонью рот, как делают дети, когда врут. Тонкие пальцы поклевали воздух возле бледных губ и принялись теребить невесомую, с мелким морозным звоном серебряную цепочку.

Иван натянул драные дизайнерские джинсы сложного кроя – Лида отдала за них гонорар, полученный за звуковое оформление рекламного ролика для альтернативного музыкального канала А-one.

Сдернул с подлокотника лиловый, с черными принтами джемпер, рассыпавший трескучее неоновое облачко, и стал рыть кресло, отыскивая носки.

Лида сжималась под простынкой, делала вид, что все в полном порядке, и несла околесицу, словно Иван стоял на вершине моста, готовый совершить непоправимое, а она, опытный психолог группы спасения, надеялась разговорами отвлечь его от рокового шага.

– Знаешь, иногда легче атомный взрыв озвучить, чем простое на первый взгляд движение, – торопилась переключить внимание любимого девушка. – Помню, Тимур Бекмамбетов писал звук для своего фильма. Я тогда пришла на студию попрактиковаться, ничего не знала: где стук каблуков взять, на какой полке писк мышей лежит? Представляешь, какая глупая была?

– Представляю!.. – процедил Иван и воткнул ногу в тяжело дышащую матерчатую туфлю.

Лида обрадовалась, точно ей удалось ухватить любимого за руку: теперь главное – не дать пальцам выскользнуть!

– Смотрю на экран: ходуном ходят низко свисающие металлические светильники, – неугомонно, как диджей на радио, заливалась девушка. – Раскачиваются маятниками, вправо-влево, вправо-влево. И я чувствую: звук нужен тоскливый, как крик чайки в сером небе…