Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
— Кто, я? Нет-нет, нет, нет. У меня нет для этого денег. Дерьмо проклятое… Но я бы хотел.
— Как у совладельца у тебя все поездки будут бесплатными. Скажем, три-четыре в год. Десять дней. Или две недели. Мы можем приплыть сюда, в Тортугу на Гаити, сплавать в Кейменз, Косумел или даже к Юкатану. Очень забавно. Поныряем.
— У меня нет денег, — быстро сказал Грант. — Звучит это прекрасно, но у меня совсем нет на это денег.
— Не нужно вкладывать, сколько Файнер. Скажем, три тысячи. Даже две тысячи. Для начала. Ну, подумай. Потом поговорим.
Они дошли до основного здания. Глубоко внутри, у темного бара с фонарями на пальмах, они увидели остальных, и до них донесся слабый говор, смех и позвякивание стаканов. Звуки были веселыми, как будто они сейчас встретят группу людей, не обремененных проблемами, которым нечего делать, только наслаждаться жизнью. Бонхэм, должно быть, был захвачен той же иллюзией. Он остановился, держась большой рукой за дверную ручку, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. На это, кажется, ушла целая минута. «Хочу поесть! И выпить!» Он вошел.
Грант за ним. Пока они сидели и ужинали, прошел еще целый час, и за это время все они, кроме Кэрол Эбернати, крепко надрались. Управляющий радовался, поскольку это был первый вечер, и в доме были все виды напитков. Это был сильнопьющий полуангличанин, полуямаитянин-белый, любивший рассказывать отменным королевским английским голосом очень хорошие, слегка грязные истории, о которых никто из них никогда не слышал. Он давно знал Бонхэма, Гройнтона и пилота Рауля, сам построил здесь отель и более чем наполовину им владел. Он любил поговорить и послушать о нырянии, но сам ни разу не погружался и, говорил он, не собирается. Сэм Файнер, с другой стороны, ни о чем кроме ныряния и слушать не хотел, и эта всепоглощающая страсть породила массу шуток. Он восхищался и преклонялся перед Бонхэмом даже больше Гранта.
Спиртное текло рекой, поскольку черный бармен получил указание управляющего поддерживать стаканы полными, и когда они все пошли ужинать, все они, кроме Кэрол Эбернати, были более чем слегка «описавшимися», как любил говорить британский управляющий. «Я он … исался!» — сказал он. Ужин тоже был обильным, на столе была только рыба, которую они сами поймали, а управляющий, как хозяин, подавал очень хорошее белое вино «Мускадет», которое он сам ввозил для гостей из Европы через Нассау, и поданное в большом количестве, оно при всем обилии еды не давало протрезветь. К концу ужина все они, кроме Кэрол Эбернати, были еще более «описавшимися», чем в начале. «Еще больше оп… исался!» — хохотал управляющий. Файнер и Орлоффски взяли несколько больших лангуст, которых подали первыми и приготовленными по багамскому рецепту с очень горячим соусом. Потом были высокие тарелки с жареной рыбой всех сортов, столько, что могла бы наесться маленькая армия. Файнер и «Мо» Орлоффски, как он любил, чтобы его называли, поймали это сегодня утром.
Гройнтон и пилот Рауль пришли в бар намного позднее, за несколько минут до ужина и сели бы отдельно, если бы управляющий и Бонхэм не пригласили их присоединиться.
Грант, который сегодня уже напился, как и Бонхэм, не знал, когда Кэрол Эбернати ушла в постель. Он помнил, что неожиданно глянул и не увидел ее; как и Орлоффски со своей громкоголосой подружкой, которые не собирались терять это проклятое постельное время, как красиво обозначил это Орлоффски; он мог вообразить их конскую сексуальную жизнь. Гройнтон и Рауль как раз собирались уходить, Бонхэм и Сэм Файнер в дальнем углу тихо говорили о делах, а сам он сидел за кофе с управляющим. Управляющий как раз сонно извинялся, что идет спать, потом осторожно встал и прямо и жестко, как гвардейский офицер, кем он когда-то и был, по его словам, внимательно зашагал к выходу. Грант и Кэти остались одни.
— Спасибо тебе, что промолчал, — сказала она тихо с легкой улыбкой.
— Шутишь? — спросил Грант. — Я бы ничего плохого не сделал. Только помог бы.
— Я знаю. Но когда сказали, что ты приезжаешь, а я знала, что ты не знаешь, что я здесь, я испугалась, что, увидев меня, ты что-то скажешь, что-нибудь вырвется, просто от удивления.
Грант с упрямым пьяным благодушием помотал головой.
— Бонхэм мне говорил, что Файнер недавно женился на красивой нью-йоркской натурщице. Но, конечно, я не связывал это с тобой, не думал, что могу тебя знать. Мистика, а? Я имею в виду, смешно. Вот так здесь встретиться. Мне нравится твой муж, — галантно добавил он, хотя по правде он не настолько знал Сэма Файнера, чтоб он ему нравился или не нравился.
Кэти Файнер трезво и прямо посмотрела на него, прежде чем ответила.
— Да, Сэм славный человек. И у него куча денег. Он, может, грубоватый, по нью-йоркским стандартам, но в глубине души он очень славный. И я ему нужна, — просто добавила она.
— Очень хорошо для тебя, — сказал Грант. Без всяких причин он ощутил какие-то спазмы внутри. Он никогда ее не знал по-настоящему. Всего один долгий совместный уик-энд. Он никогда не пытался ее изучить. Конечно, она, наверное, тоже немного изменилась за эти два года.
— Один бог знает, зачем я ему нужна, — сказала Кэти Файнер. — Но он так говорит. И позировать после тридцати двух становится все труднее и труднее. Если ты не Дориан Ли или в этом роде и не можешь открыть свое дело. — Она улыбнулась. — Он на меня не давит, а я не давлю на него. Слушай, Сэм очень ревнивый человек. Поэтому все равно я хочу тебя поблагодарить.
— Тьфу, — вспыхнул Грант. — Забудь.
— И еще я хочу поговорить с тобой о твоей э… приемной матери, — сказала Кэти Файнер, голос ее стал немного жестче.
— Да? — сказал Грант. — О чем?
— Ну, во-первых, она не настоящая приемная мать, не так ли? — тихо сказала Кэти Файнер. — Она твоя любовница, правда?
Очень немногие так прямо задавали этот вопрос. Лаки была одной из них. Он всегда это отрицал.
— Да, — ответил он, не очень понимая, зачем сейчас он сознается.
— Она мне нравится, — сказала Кэти Файнер. — У нее масса чудесных качеств. Она славная женщина. И она просто может свихнуться.
— Ты так думаешь?
— Уверена. И я полагаю, это из-за тебя, не так ли?
Гранту неожиданно захотелось поговорить.
— Ну, так и не так, знаешь ли. То, что ты видишь, развивалось очень долго, давно росло. Я же видел. Она была чудесной. Когда была моложе. Или я был слишком молод и зелен, чтобы понять, что она не такая. — Он остановился, собираясь с разбегающимися мыслями. Он не мог вспомнить, что он дальше хотел сказать. Он понимал, что шокирован и удивлен симпатией Кэти Файнер к Кэрол, и слегка рассержен. — Ну, видишь ли, я не знаю, что могу сделать. Если она свихивается.
