Трюк - Иден Финли
Вроде бы все идет лучше, чем я ожидал, но что-то все-таки напрягает. Иногда паранойя бывает обоснована.
И это становится очевидно, когда я, закончив дела, отворачиваюсь от писсуара и вижу Дженкинса, стоящего у двери.
Я мою руки и стараюсь сохранять спокойствие, не показывая, что сердце грохочет в груди.
— Знаешь, когда кто-то следует за геем в туалет, это никак не помогает его репутации.
Глубокий вдох. Если дойдет до дела, пусть он замахнется первым. Защищайся, но не дерись.
Я разочарованно рычу. Мне не приходилось вспоминать эту мантру с тех пор, как я начал ходить по гей-барам в поисках перепиха. Я должен был быть готов, если кто-то вдруг меня узнает, или если попаду в одну из тех ужасных историй, когда прячущийся в шкафу чувак сначала тебя трахает, а затем пытается надрать тебе зад из-за своих собственных тараканов. К счастью, такого со мной никогда не случалось, но все равно я был готов.
Дженкинс переминается с ноги на ногу.
— Я просто хотел сказать… в смысле… предупредить тебя по-дружески…
Предупредить по-дружески. Пф-ф-ф. Точно.
— Ох, черт, это прозвучало совсем не по-дружески. — Дженкинс вскидывает руки, сдаваясь. — Все в порядке. Мой двоюродный брат — гей. Мы вместе учились в старшей школе. У меня не было с этим проблем, но пришлось немало насмотреться на всякое мерзкое дерьмо, и я не хочу, чтобы с тобой такое произошло. Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу.
— Если это попытка меня успокоить, то она довольно хреновая.
— Прости.
— Значит, в команде есть парни, у которых с этим проблема. Я понял. Вполне ожидаемо.
Отстой на самом деле, но я не удивлен.
— Дай угадаю, это те, кто наблюдали за тем, как я иду в туалет.
— Они ничего не сделают. Нам всем позвонили, когда пытались тебя заполучить. Сказали, что если ты подпишешь контракт, а кто-то из команды что-нибудь выкинет, то на кону окажутся наши задницы, не твоя. Но я подумал, ты захочешь знать, кого избегать.
— Блядь, это худшее, что можно было придумать. Теперь все выглядит так, что ко мне особое отношение из-за ориентации. Это еще больше разозлит гомофобов.
— Ну, не знаю. Всем довольно прозрачно намекнули, что в клубе действует политика нулевой толерантности к тем, кто на тебя криво посмотрит. Думаю, это лучше, чем просто сидеть и надеяться на лучшее.
— Наверно мне следовало уйти из спорта, — бормочу я и направляюсь к выходу.
Дженкинс идет за мной.
— Да ни за что, чувак. Ты, Тэлон, Миллер и Картер поведете нас к Суперкубку.
— Картер… это один из тех, кто сидел за столом?
— Ага, один из тех, за кем стоит присматривать. Мы позаботимся, чтобы он играл на другой стороне поля.
Картер — ресивер, так что он будет со мной бороться за мяч. У футболистов соперничество в крови. Все мы хотим пересечь очковую зону, но некоторые стремятся к славе больше, чем другие. Добавьте проблемы Картера с тем, что я гей, и в результате, возможно, вырисовывается моя первая стычка.
— Вот увидишь, мы будем неудержимы, — заявляет Дженкинс.
— Хоть кто-то из нас в это верит.
Команда на самом деле с каждым годом становится сильнее. Если идиотское дерьмо вроде моей сексуальной ориентации не станет помехой, у нас есть все шансы пройти весь путь до финала, но прямо сейчас у меня серьезные сомнения, что нам вообще удастся тренироваться вместе.
Вернувшись к бару, мы натыкаемся на Тэлона и Миллера, которые отделились от остальной компании. Миллер умудряется удерживать в руках одновременно два бокала, да еще и решительно настроенную на флирт девицу. Вот что называется талантом. Руки Тэлона заняты округлой попкой высокой рыжеволосой женщины.
— Либо они супербыстрые, либо мы пробыли в туалете значительно дольше, чем мне казалось, — говорю я Дженкинсу.
— Да ладно, знаешь же, как это бывает с такими женщинами. — Я вскидываю бровь, и он хохочет. — Хотя, наверно, все-таки не знаешь. Но не будешь же ты отрицать, что никогда не был загнан в угол охотницей за футболками.
Все верно. Прямо перед тем, как я сделал свой эпический «выход из шкафа», или откуда там обычно выходят.
— Эй, Джексон! — кричит Миллер. — Выпьем.
Он протягивает мне оба бокала.
— Сразу два?
— Ты сказал, тебе нужно что-нибудь покрепче. — Теперь уже обе руки Миллера свободно блуждают по блондинке, приклеившейся к его боку.
Тем временем Тэлон явно вознамерился добраться до гланд рыженькой. Я залпом выпиваю напитки. Горло жжет намного сильнее, чем обычно, и мелькает мысль, что порции были двойными. Что ж, по крайней мере, так онемение наступит скорее.
Тэлон отрывается от губ рыжей настолько, чтобы заявить:
— Мы сваливаем. Миллер, ты и твоя… э-м… красотка с нами? Устроим у меня «афтер-пати».
— Мне тоже пора, — говорю я.
После разговора с Дженкинсом в туалете у меня нет никакого желания возвращаться к столу и пытаться угадать, кто из команды уже включил меня в свой черный список.
Дженкинс проделывает с нами эту штуку с мужскими обнимашками и похлопыванием.
— Увидимся на тренировке, парни.
На которой, уверен, все будет так же, как в старшей школе.
Я снова напоминаю себе, что футбол — моя мечта, потому что со всем происходящим дерьмом об этом не мудрено и забыть.
Мы впятером выходим из клуба и натыкаемся на группу папарацци.
Черт.
Тэлон практически скидывает на меня свою девушку, и та буквально падает в мои объятия в момент, когда вспышки камер освещают Тэлона.
Нам с Миллером и девушками удается избежать ажиотажа и смыться на улицу.
— Мне, наверно, надо бы чувствовать себя неловко, но вот слава яйцам, что Тэлон крупнее меня, — выдыхаю я.
— Ага, не хотел бы я быть в вашей шкуре, парни, — отзывается Миллер.
Рыженькая обхватывает меня руками за талию.
— Ты тоже едешь с нами к Маркусу Тэлону?
Не могу сдержать смех, и, судя по всему, Миллер тоже едва сдерживается.
— Ты не на то дерево лаешь, милая, — выдает он.
— Я думала… ну, знаешь, — тянет девушка с таким видом, будто ее намек вполне прозрачен. — Чем больше народу, тем веселее. Так ведь Маркус Тэлон говорит?
Мои брови лезут на лоб, и в один момент все это дерьмо становится жутко неловким. Не только потому, что она все время повторяет полное имя Тэлона, но и потому, что Миллер почему-то не может на меня смотреть.
Я пытаюсь скрыть удивление за смехом, но не знаю, звучит ли это достаточно убедительно.
— У тебя арифметика хромает, милая. Двое — это понятно. Трое — тоже.
