Тургеневская барышня бальзаковского возраста - Юлия Еленина
– Разве это повод для шутки?
– Да ладно вам, Лолита Ивановна, – недоверчиво протянул Герман. – Все думают только о себе.
– Не спорю, – ответила я.
– Так что с мнением какого-то подростка вы бы не считались, – развернулся он.
– Мне жаль, что ты так считаешь, – уже ему в спину бросила я.
Герман на секунду замедлил шаг, но обернулся. Ушел.
Разговор ни о чем у нас получился. Но я надеюсь, что он меня поймет. Я не стала ничего объяснять, долго и нудно, потому что ничего он бы сейчас не услышал…
И я наконец-то поняла, что имел в виду Гриша. Герман злился не из-за нас, а из-за того, что мы скрывались. Вот точно престарелые Ромео и Джульетта!
За всю неделю мне Гриша прислал лишь одно сообщение:
«Здесь плохая связь. Пишу, пока выехал в город».
Я ответила:
«Хорошо».
Долго, конечно, думала, что написать, но в итоге отделалась одним словом. Не знаю, как он его воспримет, но это все, что я смогла.
За неделю ничего не произошло, что выбилось бы из моего привычного графика. Дядя Коля снова сидел с гармошкой и бутылкой на кухне, жарил картошку, кормил всех, а тетя Маша только качала головой. Валика не было видно – упорно готовился к сессии. Катя с Витькой взяли отпуск и укатили к родителям вместе с ребенком, только к чьим, я так и не поняла.
А я… Я просто проводила уроки и чувствовала себя как нельзя лучше. Вечерами иногда закрадывались странные мысли, но дальше маленькой грустинки они не заходили. Я даже сама себе удивлялась, но больше страдать не хотела.
В следующий понедельник ко мне снова на перемене подошел Герман и спросил:
– Можно поговорить?
Я посмотрела на учеников, которые уже устроились за партами и ответила:
– Зайди после уроков.
Герман кивнул, а я почему-то была на иголках, хоть и обещала себе не быть больше такой впечатлительной, мнительной, стеснительной, думающей о плохом и так далее.
Я проверила расписание своего класса – у них на один урок больше, чем было у меня. Ничего, я подожду.
Заполнила журналы, написала отчет, который никто читать не будет, но его сделать надо было, и даже потеряла счет времени и ход мыслей. Герман уверенно вошел в кабинет и с ходу спросил:
– Лолита Ивановна, вы готовы были пожертвовать своим счастьем ради какого-то малознакомого ученика?
Вопрос сложный, и я, признаться, не знала, как на него ответить. Была бы это жертва в самом начале? Может, и нет. Сейчас – да. Чужой ли мне Герман? Нет, я за месяц привязалась к нему, как и к другим ученикам этого класса. Отказываться от Гриши я не хотела, хотя неделю назад я еще сделала бы это, а потом впала в депрессию.
– Герман, я очень люблю твоего отца. И если так будет лучше для него, то я отойду в сторону.
– Но любить его не перестанете?..
– Нет.
– Он через два часа будет в аэропорту, – улыбнулся Герман. – Не хотите съездить, а то он какой-то печальный уезжал?
– А ты поедешь со мной? – спросила я.
– Зачем? – не понял парень и нахмурился. – Я вроде вам не нужен.
– Ты отцу своему нужен. И всегда будешь нужен.
Я вроде говорила все правильно, но ненавязчиво, только при этом сама не понимала, нужна ли я Грише. Последняя наша встреча была какой-то неправильной, что ли, он был не похож на себя… Так что я не знала, чего ждать от следующей. Но я хотела расставить все точки над «i». Это правильно.
– То есть мы вместе поедем? – спросил Герман.
– Если не хочешь…
– Давайте, – согласился он.
Встретившись на остановке возле школы, мы вызвали такси и поехали в аэропорт. Вместе сидели на заднем сидении, но молчали. Я могла только догадываться, о чем думал Герман, но его движение на контакт уже дало мне хоть какую-то, но надежду.
Теперь все за Гришей…
Я хочу его увидеть, я хочу о многом поговорить. И мы это сделаем.
Я в аэропорту никогда, стыдно признаться, не была, Герман, кажется, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Подождав, пока я расплачусь с таксистом, уверенно повел меня к зданию, а потом и по нему, когда посмотрел на большое табло.
Мы устроились в зале ожидания, и Герман сразу уткнулся в телефон. Он вроде бы и все понял, но смириться ему все равно тяжело.
– Ты до сих пор злишься, – сказала я. – Тогда зачем все это?
– Наверное, я не хочу, чтобы все заканчивалось так печально, как в произведениях русской литературы, – буркнул он себе под нос.
Все-таки я действительно кое-где с программой не была согласна. Дети не понимают то же «Преступление и наказание», как смогли бы понять, прочитав роман в лет хотя бы двадцать. Но Герман, судя по всему, читал много, учитывая, как он отреагировал при знакомстве на мое имя. Единственный. Ну а как же? Интеллигентная семья: бабушка и дедушка профессора, отец – доцент… Но, думаю, профессором он тоже станет.
Наверное, еще неделю назад я бы подумала, как простая учительница русского языка может вписаться в эту идеальную бочку меда, но теперь нет. Некоторая нервозность все же присутствовала, только теперь сбежать я не хотела. А обычное волнение присуще всем.
Остальное время мы провели молча. Я хотела бы поговорить с Германом, но настаивать не стала. Когда в очередной раз разъехались двери, которые выпускали прилетевших, я посмотрела на время и подорвалась с места. Кажется, даже глаза заболели, пока я высматривала знакомую фигуру, но нет.
– Присядьте, Лолита Ивановна, – сказал Герман. – Он в числе последних выйдет.
Наконец, я увидела Гришу. Если бы, наверное, не его рост, то не узнала бы. Темные очки на пол-лица, щетина.
– Пап! – радостно закричал Герман и бросился к отцу.
Гриша замер, а потом снял очки и удивленно спросил, еще не видя меня:
– Ты откуда здесь? Как доехал? Что случилось? – последний вопрос уже прозвучал обеспокоенно.
– Ничего. Может, я соскучился?
– Так…
– Ой, пап…
Тут Герман посмотрел на меня, и Гриша обернулся. Если он был удивлен, что увидел сына в аэропорту, то, увидев меня, вообще потерял дар речи.
– Лола?
– Я сильно изменилась за неделю? – улыбнулась я.
Он переводил взгляд с Германа на меня, потом обратно и не понимал, судя по всему, как мы вместе здесь оказались.
– Поехали, а то стоим здесь как истуканы, – кивнул Гриша.
На парковке мы подошли к его машине, Герман сразу же устроился на заднем сидении, снова уткнувшись в телефон, а мы с
