Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Я и Авраам в прошлом были лучшими друзьями, — спустя пару минут, отец всё-таки заговорил, выпуская кольцо дыма, затем уставился в одну точку, будто перенесся на несколько десятилетий назад и теперь решает открыться мне. Сам я насторожился, потому что услышал в переговорном устройстве шум, но пока без слов, как будто что-то мешает. — Мы были одной командой, — протягивает, затем смотрит, как тлеет конец сигары. — Но все пошло к чертям, когда нас раскрыли. И, если Аврааму не было некого терять, то мне — было: это вы с Марком и Зоя. Чтобы оставить все, как есть сейчас, сам подставился под удар, защищая семью и друга. Этот придурок позарился не на ту девушку, — Владимир ухмыляется. — Как же судьба коварна, Леонид. Ты знаешь, что тебя назвали в честь вашего деда, отца Зои. Покойный завещал нам всем огромное состояние, да вот только не предупредил, что в случае развода с его дочерью, я могу лишиться всего.
— К чему ты это говоришь? — я хмурюсь, стараюсь быстро соображать, о чем отец пытается мне сказать.
— Ты не знал? — он удивленно вскинул бровь и рассмеялся, — ах, да! — выдыхает. — Об этом известно только мне и твоему старшему брату, теперь то мне понятно, отчего Марк так разошелся и внезапно объявился на горизонте.
— У меня нет времени на бестолковый разговор, — одергиваю отца, не желая знать всей подноготной о своей семье. Достаточно того, что они умудрились стать все друг другу союзниками-врагами.
— О, ошибаешься! — восклицает, глядя на меня исподлобья. Затем сам встает и направляется к картине, за которой находится сейф. — Я полюбил Каролину очень давно. Любовь так сковала цепями, что без нее мне воздух был не мил, — улыбается только губами, а глаза по-прежнему в печали. Отец набирает шифр. — Я готов был подарить ей весь мир, положить к ногам все, о чем бы она пожелала…
— Это ты должен был сделать для нашей матери, — грубо прерываю его, напоминая, что он женат на самой прекрасной женщине. Таких ему еще поискать. Отец оборачивается, держа в руках две бумаги. Затем кидает их на стол, так пренебрежительно, будто они не стоят всей его жизни.
— Зоя — прекрасная женщина, но никогда не была моей, — с сожалением выдыхает, — она любит меня, но не я её. И никогда не любил. Эта прихоть вашего деда, была самой глупой затеей в моей жизни. Возможно, все бы пошло по-другому, и не было всех этих жертв. Твоя Оля действительно стала средством достижения цели, — кивнув, отец берет в руки ручку и начинает пролистывать несколько страниц. — Каролина столкнула лбами всех. Добилась своего, как и обещала, она поставила меня на колени перед тобой. И сейчас, подписывая эту бумагу, так и будет, Леонид. Этот клуб по праву должен был перейти Марку, но переходит тебе. Авраам же дает мне отсрочку в делах, и чтобы я смог покинуть страну в ближайшее время. Все закономерно, сынок. Мы с ним старые друзья, а ведь дружба не рушится, и есть джентельменское слово.
— Сейчас ты ликуешь, — сощурив свой взгляд, я уставился на отца, начиная понимать в чем загвоздка. — Думаешь, я так легко отпущу тебя, и не смогу поставить точку в том, что вы наворотили?
— А разве мы воротили? — он воскликнул вопросом, и замер. — У меня не было выбора, или семья, или смерть. Твоя мать предложила свою сделку, в обмен на свободу, ее отец — свою. Видишь, как все закручено, сынок. Если я попытаюсь рассказать с самых первых минут — жизни не хватит, — он усмехается надо мной, считая, что так просто отделается, стоит ему только подписать огрызок, который стоит больше, чем все наши жизни.
— Не нужно все спихивать на мать, и приплетать какие-то левые договоры, — огрызаюсь, но внимательно слежу за отцом и его действиями. Владимир сощурился, а потом вовсе закатился хохотом, чуть ли не надрывая свой живот. Смешного мало, и я понимаю, что для него это как последний глоток воздуха перед удавкой на шее. Он выпрямляется, будто обретает в последний раз властность над всем окружающим миром, как обычно это бывало в нашей семье — пытается запугать, только уже ничего не выходит.
— Никогда, — наставляет на меня указательный палец, затем приближается на несколько шагов вперед, удерживая в другой руке ручку. Я приготовился. — Никогда не говори, будто я пытаюсь перевалить на другого человека всю вину, — он буквально начал задыхаться. — Спроси у своей матери, кто она! — заорал, и от напряжения вздулись на лбу вены. Я нахмурился. Отец еще раз мотнул головой, будто пытается сдержать себя и не сказать лишнего, словно это обещание, покрытое печатью. А теперь он грозится все выдать. — Ты только глядишь на поверхность, сынок. И стоишь на глыбе льда, а что скрыто под ней — даже не представляешь. — Отец, наконец, успокоился, затем вернулся обратно к столу и расписался на обеих бумажках. Свернул документ напополам и протянул мне. — Бери и проваливай, — нехотя отмахивается от меня. Во мне кипит такой ураган, готовый снести все вокруг, в том числе и своего отца, который так пренебрежительно отмахивается от меня, будто ничего не стою.
— Не знаю, почему вся твоя жизнь покрыта мраком, — говорю тихо, но отделяю каждое слово, таким образом привлекаю внимание Островского-старшего. Отец замер на полпути, и теперь приготовился услышать от меня ответную речь. — Вы с мамой, судя по всему, не честно обошлись с нами двумя, а теперь просто отходите в сторону. Скажи честно, ты женился на ней, только, чтобы спасти свой зад? Правильно я понимаю, что все началось задолго до нашего рождения. — Отец ухмыльнулся, затем осунулся и сел на свое место. Долго смотрит на меня, будто перед ним приведение, а потом вдруг оттаивает.
— Хорошо, — соглашается сам с собой, или с тем суждением, что случилось в его голове. — Будет тебе беспощадная правда и, возможно, тогда ты поймешь в какие дебри влез со своим гребаным выбором. — Владимир облокотился о стол, затем приглашающим жестом велел сесть мне. Смотрю на часы — Ирина уже в клубе, по крайней мере должна быть, и мне следует спуститься. Но разговор с отцом стоит потраченного времени и тех бумаг, которые я не пытаюсь тут же подписать. Прячу в карман пиджака их, где уже лежат два диска — мои улики против собственной семьи. От этого захотелось завыть, но они не жалеют о содеянном, не пожалею и я. Так и быть, я присел на край кожаного кресла, готовый выслушать, что теперь отец скажет в свое оправдание. Он благодарно кивает, тянет время, закуривая очередную сигару, словно знает, что мне уже не до его баллад. — Ты правильно раскинул мозгами, Лёнь. — Втягивает густой клуб дыма и тут же выдыхает, наслаждаясь моментом. Скорее всего, отец тут в последний раз, но, кто сказал, что я дам ему так легко сбежать, не заплатив по счетам за искалеченные жизни — мою и моей жены. Он причастен — не стал отрицать, потому ответит по всей моей собственной строгости, и так, как я посчитаю нужным. — Когда нас с Авраамом отправили на задание, как когда-то тебя и Диану, — он улыбается, сопоставляя себя со мной в молодости, — жаль, конечно, что Авраам не Диана, — посмеивается, раздражая меня. Нервы на пределе, а он еще шутить пытается.
— Давай к сути, — одергиваю отца, не желая выслушивать его двусмысленности. Островский-старший подмигивает, наводя меня на мысль, не он ли стал тем, кто подсунул документы в штабе, меняя мое дело на дело Марка.
— Конечно, сын, конечно, — курит сигару, словно целуется с желанной любовницей. — Вижу, как ты спешишь, наверное, к пушинке, — сквозь дым замечаю искорки в его глазах, как бесы заплясали вокруг и теперь он нанесет мне сокрушительный удар под дых. Насторожившись, приготовился рвануть с места, и как следует, показать своему отцу, что со мной лучше не шутить. И плевать я хотел, что являюсь его плотью и кровью — он считает обратным, донимать и унижать всю семью. Но он начинает говорить, и это вырывает меня из транса. — Удивительно, как судьба распорядилась всеми нами, ты не находишь? — посмеивается надо мной, но, видя, что я не купился на его подначивание, продолжил: — Мы с Авраамом были внедрены в самый эпицентр элитных преступников. Выдавали себя за таких же, как они. Покупали живой товар и продавали, наркотики, не только синтетика, но и более тяжелее формы. Такие, о которых ты никогда не слышал. Мы с ним прошли через то, что можно было бы назвать адом, пеклом. Любой эпитет, что опишет эту грязь и смрад, но деньги и шанс на жизнь. Система, сынок, никого не щадит. Растаптывает судьбы, заставляя забывать кто ты на самом деле. Вот и мы забыли. А потом появилась прекрасная девушка — Зоя. Дочь главы мафиози. Вся неприступная, светлая, чистая, не знающая, что происходит на самом деле, как мне изначально казалось. Но не тут-то было, — посмеивается, глядя на конец тлеющей сигары, затем тушит ее в пепельнице. Наливает из огромного фужера янтарную жидкость, даже мне предлагает, но я молча сижу и жду, выслушиваю его бред, в который почему-то мало верится. Мама бы не стала такое скрывать или покрывать. Да, и Игорь Андреевич, разве ее друг об этом не хотел говорить мне? Сука! Готов заорать и потребовать сию секунду выложить все обо всем, но только терпение вознаграждается с лихвой. — Зоя знала о деятельности своего отца. Это она предупредила меня, что Леонид — твой дед, догадался, кто мы такие с Авраамом, и теперь мне предстоит решающий выбор, или бежать, или умереть. Но выход нашелся тут же: Зоя предложила пожениться, таким образом она бы сбежала участи стать для отца пешкой в шахматной партии, ну, а я смог бы спасти не только себя, но и друга. Представляешь, какую мы комедию разыграли. Словно Ромео и Джульетта. — Владимир рассмеялся, расплескивая по краям виски. — Пришлось солгать, что она уже беременна. Конечно, мы потом выдумали, будто случился срыв беременности, а потом, уже само собой все срослось, — отмахивается. — Ваша мать полюбила меня по-настоящему, а мне было легко с ней, — будто между прочим, говорит о ней так, словно она не человек, а просто вещь. Стало мерзко от его безразличия. Мать жизнь спасла ему, да только не уберегла свою душу и сердце, отдавая их в руки бессердечному ублюдку. Ощущаю во рту привкус железа, от нервов надкусил щеку, чтобы обуздать в себе порыв отомстить отцу за причиненную боль. Не видя моего внутреннего терзания, или просто игнорирует, так как терять ему фактически нечего, он продолжает: — Авраам оставил меня, хотя обещал, что поможет вырваться из этой грязи. Но он просто кинул меня, занял место под солнцем в штабе, и наслаждался свободой — ценой моей собственной. Леонид не шутил, когда сказал, если посмею бросить его дочь, он сдерет со всех нас три шкуры. На свой страх и риск вывез Зою в Россию. Потом родились вы с Марком, дед растаял от обожания своих внуков. Все было прекрасно, даже мы оба смирились, что так судьба сложилась. А потом элита решила организовать частные клубы в каждом крупно сетевом городе, чтобы восстановить баланс между преступностью и беззаконием. Это в роде того, чтобы контролировать каждый шаг, держать на мушке любого, кто уже затянул на шее удавку, переступив невидимую грань.
