Елена Лагутина - Солнце ближе
— Я это знаю. Этот запах, который остался на постели, твои губы… Я знаю.
— Знаешь? — недоверчиво переспросила Вика. — Черт бы тебя побрал, ты все обо мне знаешь! Ты знаешь все мои мысли, все мои чувства, ты можешь предсказать наперед все мои действия… Тогда, может быть, ты скажешь мне, сколько у меня было любовников за те два года, что мы с тобой встречаемся?
— У тебя не было любовников. Ни одного. Ты изменила мне первый раз, Вика. Разве не так?
Вика молчала. Казалось, у нее не осталось сил для того, чтобы бороться. Подняв на него беспомощный взгляд, она тихо ответила:
— Так. А теперь уходи, прошу тебя, Павлик. Очень прошу тебя — уходи.
— Ты окончательно все решила? — спросил он ровным и спокойным голосом.
Вика нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть головой, не поднимая глаз. Павлик медленно повернулся к выходу.
— Если тебе что-нибудь будет нужно, — полуобернувшись, добавил он, — прошу тебя, не стесняйся и не думай, что это тебя к чему-то обяжет.
Вика кивнула, чувствуя, как к горлу все-таки подступает неотвратимый ком. Через секунду он уже захлопнул дверь. Вика застыла на месте, прислушиваясь. Его шагов не было слышно — он, наверное, стоял с той стороны точно так же, без движения, прислушиваясь к звукам, с каждой секундой теряя последнюю надежду на то, что сейчас дверь распахнется и Вика позовет его обратно. Вика вытерла слезы, стекающие по щекам, вздохнула и беспомощно огляделась по сторонам. В окне все так же светило солнце. Она опустилась в кресло и стала смотреть, как раскачиваются в солнечной колыбели верхушки позеленевших деревьев, чувствуя, что успокаивается. Вика слышала, как заработал двигатель машины, на которой приехал Павлик, сначала громко, потом все тише и тише, с каждой секундой удаляясь… Через некоторое время шум мотора стал совсем неразличим. В этот момент Вика почему-то вспомнила одну забавную особенность своего, теперь уже бывшего, любовника. Павлик очень смешно надевал шарф. Надевая шарф, он тщательно расправлял его руками на груди, потом опускал подбородок и широко открывал рот, тем самым фиксируя шарф на шее в течение всего времени, пока накидывал на плечи пальто. Вика всегда смеялась, глядя на него в такие моменты, а он, видимо, для того, чтобы доставить ей удовольствие, нарочно затягивал процедуру.
Остаток дня прошел бестолково. Вика бесцельно ходила по квартире, что-то пыталась делать, читать, смотреть. Ничего не получалось. Глаза бегали по строчкам, не улавливая смысла — только буквы, слова, ничем, казалось, не связанные, не оставляющие в памяти никакого следа. Лица на экране — восторженные, печальные, равнодушные, чужие. «Одна. Я осталась одна. Совсем одна». Эта мысль настойчиво свербела в голове, заслоняя собой все остальное. Вика удивлялась самой себе — она даже и представить не могла, насколько ей будет тяжело. Это и в самом деле было странно — так сильно переживать из-за утраты того, что тебе никогда не было нужно, от чего уже давно мечтала избавиться. С одной стороны, она чувствовала облегчение. Но все же долгожданного чувства свободы не было. Было какое-то отупение и страх. Как будто она оказалась одна посреди океана на маленькой лодке без весел. Не было больше ни сил, ни желания бороться. Все планы, которые она строила, теперь стали казаться глупыми и наивными детскими мечтами. И только одно желание — забыть, не помнить ничего этого. Ни жалости, ни дрожи в голосе, ни этих глаз, молящих о пощаде. Оказывается, в жизни можно распланировать все, кроме чувств. Чувства — самое непредсказуемое, а потому опасное явление.
Закрыв глаза, Вика попыталась расслабиться, отключиться, не думать… Но, переставая думать о Павлике, она тут же начинала вспоминать Александра, и от этого ей становилось еще хуже. Когда она думала о Павлике, ей было ужасно жаль Павлика, а когда она думала об Александре, то начинала до слез жалеть саму себя. На какое-то время она провалилась в тяжелый сон. Потом ее разбудил телефон — молнией вскочив с кровати, она бросилась к нему, подняла трубку и услышала ровный протяжный гудок. Телефонный звонок — теперь она поняла это — ей просто приснился. Некоторое время она продолжала держать в руках трубку, словно ожидая, что она все же оживет, заговорит с ней. Потом рука ее безвольно опустилась. Она убрала с лица волосы и снова рухнула на кровать.
На улице уже стемнело. По потолку ползали белые прямоугольные блики. Из окна доносились звуки проезжающих машин. Когда они стихали, Вика слышала, как шумят листья на деревьях — те самые листья, которые появились только сегодня. День близился к концу. Легче не становилось. Вика жутко хотела курить. Казалось, одна-единственная затяжка, одна порция дыма может решить все проблемы. Сизый, голубоватый, горько-сладкий дым. Закрывая глаза, она представляла, как выпускает его изо рта ровной прямой струйкой, как эта струйка растворяется в воздухе, тает, превращаясь в туман. «Я, наверное, схожу с ума, — думала Вика, — и в этом нет ничего удивительного: в течение каких-то двух дней лишиться всего, что любила и к чему привыкла. Найти и потерять любовь, бросить курить — а ведь я двенадцать лет курила! — и расстаться с любовником, который за два года стал практически родным. Остается только сесть на диету, чтобы жизнь окончательно превратилась в пытку». А еще через некоторое время она подумала: «Все, что мне нужно, — это Сашка».
Иногда ей и самой казалось странным и непостижимым это чувство. Оно было настолько глубоким, что пугало ее. Это чувство, родившись из пустоты, росло и угрожало теперь превратить в пустоту все остальное, что было в ее жизни. Хотя теперь, заболев, она уже не могла сказать, что в ее жизни хоть что-то было. До встречи с Александром мир был окрашен в совсем другие краски. Черно-белые, контрастные, а оттого определенные. Теперь все было по-другому: у каждого цвета появились сотни оттенков, глубоких, мягких, манящих. И рядом не было никого, кто мог бы помочь разобраться. Наверное, еще месяц назад Вика рассмеялась бы в лицо тому, кто предсказал бы ей такое будущее. Она ни за что в жизни не поверила бы, что сможет вот так влюбиться — почти с первого взгляда, с первой встречи заболеть человеком настолько, что он превратится в ее навязчивую идею. Она удивлялась себе еще в тот день, когда после случайной встречи в кафе долго перебирала в памяти все подробности этого вечера. Она не могла понять, почему так ждала на следующий день его телефонного звонка, и уж тем более не могла понять, почему сбежала от него на море. Ведь это был побег — теперь Вика совершенно точно знала, что уехала с Павликом на море совсем не просто так, не из внезапных побуждений. Она как будто знала заранее… Но и это не помогло убежать от себя. Теперь, вспоминая все то, что произошло за последние несколько дней, Вика смотрела на себя со стороны и понимала, что она предчувствовала скорый конец. Возможно, именно поэтому все воспринималось намного острее. Возможно, именно поэтому в их отношениях и не было прелюдии, которая, как правило, предшествует серьезным отношениям.
