Брак по расчету - Кингсли Фелиция
Джемма продолжает барахтаться все менее убедительно, пока наконец ее ноги не обвивают мою талию, а сопротивление не превращается скорее в медленное покачивание.
Возможно ли, что она это специально? Или это просто игра моего воображения?
Даже я уже держу ее не так сильно, а скорее аккуратно.
Смотрю ей в лицо: вода смыла все следы макияжа, и, хотя Джемма уже не красится так сильно, как раньше, все же удивительно видеть ее чисто умытой, с румяными от волнения щеками и влажными губами. С такого близкого расстояния я вижу, насколько у нее большие глаза.
Лицо кажется таким невинным, но глаза у нее блестят эдакой лукавой искоркой, и я не могу отвести от нее взгляда.
Она дышит быстрее, и от этого дыхания грудь ее поднимается и опускается, и это меня мучает.
– Ты… ты победил, – едва слышно шепчет она.
– Ты неплохо сражалась, – отвечаю я.
В романе это был бы идеальный момент для поцелуя. Одни, в бассейне, переплетенные друг с другом. Поцелуй как по учебнику.
Но это Джемма, а я – это я, и для нас никаких учебников нет.
Она не двигается, будто не хочет шевелиться. А что, если она ждет моего шага?
Нет! Это просто смешно, мы с ней – непостижимо!
И все же… К черту все! Я почти готов попробовать. Приближаюсь к ней – посмотрим, как она отреагирует.
Слегка наклоняю голову и едва заметно склоняюсь к ее лицу.
Погодите: у меня галлюцинации? Может ли так быть, что она тоже наклонилась, но в другую сторону, практически приглашая меня продолжить?
Набираюсь храбрости и приближаюсь еще немного.
– Ваша светлость? – доносится приглушенный голос Ланса из-за двери одновременно с легким стуком.
Я инстинктивно выпускаю Джемму и делаю пару гребков назад.
– Да, Ланс.
Джемма, воспользовавшись этим, бежит к шезлонгу, заворачивается в полотенце, и стоит только Лансу открыть дверь, как она выскальзывает в коридор. Но все же, на миг остановившись на пороге, оборачивается и бросает на меня загадочный взгляд.
53
Джемма
Я себя больше не узнаю.
С того дня в бассейне я не могу найти себе места. Или с вечера аукциона кавалеров. Не могу сказать точно. Только знаю, что это чувство тревожности, которое то появляется, то исчезает, застает меня врасплох и все внутри переворачивает вверх дном.
Не могу не вспоминать о том нескончаемом моменте, когда мы с Эшфордом оказались прижаты друг к другу.
С той секунды я уже себе не принадлежу.
Не могу не поддаться этому инстинктивному, первозданному ощущению.
Как будто мне грозит опасность, но какая-то новая, незнакомая, которая, с одной стороны, притягивает как магнитом, а с другой – до смерти пугает.
Я будто все время хотела побыть одна, а теперь вдруг хочу увидеть, как в комнату заходит Эшфорд. И потом, когда это случается, только сила воли удерживает меня и не дает броситься ему на шею и обнять так, как в тот день.
Каждый раз, когда до меня доносится его голос, я сразу же прислушиваюсь, а при виде его перехватывает дыхание, и сердце начинает колотиться как сумасшедшее, когда он заходит в свою спальню и нас разделяет только одна дверь.
Где мои язвительные ответы, где остроты наготове, находчивость, которая разжигала наши перепалки?
Мне хочется освободиться от этого наваждения, но в то же время с каждым днем я поддаюсь ему все больше.
54
Эшфорд
– Рокировка, – сообщает Харринг, меняя местами короля и ладью.
– Не стесняйся, удиви меня каким-нибудь ходом, который ты не используешь каждый раз все двадцать лет, что мы играем в шахматы, – подкалываю его я. – Ну не знаю, какой-нибудь сицилианской защитой по системе Свешникова или любой стратегией, чтобы я все еще мог расценивать тебя как опасного соперника!
Хаз наливает себе щедрую порцию бренди.
– Подумай лучше о своей половине шахматной доски.
– У меня все пешки на месте.
От раската грома дрожат стекла. Лето, которое уже приближается к концу, в этом году выдалось необычайно жарким и приятным, но сегодня вечером непогода принесла с собой сильнейшую грозу и холод – в последние дни августа такого не ждешь.
– О черт, нет! – восклицает Хаз. – Я только что нанес воск на свой «порше»!
– Точнее, ты наблюдал за тем, как его наносит кто-то другой…
Входит Ланс с подносом с тартинками и корзиной дров для камина.
– Ваша светлость, леди Джемма только что звонила сообщить, что из-за внезапной грозы останется на ночь в Ольстром-хаусе, у маркизы Ханджфорд. Вернется завтра утром.
– Тебя не волнует, что Джемма проводит столько времени с этой ненормальной Локсли? – спрашивает Харринг.
– Вначале, может, и волновало, но, если на то пошло, она вроде бы рада, что нашла подругу, пусть и с приветом.
– С приветом? Да по ней психиатрическая клиника плачет! – замечает Хаз.
– Джемма тоже в традиционные рамки не вписывается…
– Ну даже если не вписывается – она гений! Эта идея с парком аттракционов, который она устроила на твой день рождения, – просто бомба! На ее день рождения ты тоже должен хоть немного постараться!
– Что? – растерянно спрашиваю я.
– День рождения, Эш. Тот праздник, который есть у всех раз в году, помнишь?
– Черт. И когда он у нее? – Мы с Хазом молча смотрим друг на друга.
Ланс тихонько кашляет.
– Да, Ланс?
– Через три недели, – с готовностью отвечает он.
– Через сколько? – встревоженно переспрашиваю я.
– Через три недели. Если позволите, леди Джемма узнала о вашем празднике гораздо позже, у нее было значительно меньше времени.
Меня охватывает паника.
– Не смотрите на меня как два истукана! Помогите мне! Что в таких случаях делают?
– Поздравляют? – отваживается предположить Хаз.
– Еще банальные предложения есть?
Харринг пожимает плечами:
– Я не понимаю! Делай то же, что и всегда в таких случаях.
– То есть?
– Ничего!
– Хотя леди Джемма и не высказывала конкретных пожеланий ко дню рождения, полагаю, ей было бы приятно получить что-то в подарок, – добавляет Ланс.
– Какой подарок? – еще больше паникуя, спрашиваю я.
– Съедобное нижнее белье! – восклицает Харринг так, будто только что вывел формулу холодного ядерного синтеза. – Когда я встречался с той актрисой… Как же ее звали… Ну той, из сериала… Где еще все умирают, а она вечно полуголой бегает… Ну ты понял, да?
– Нет. Я не понял, – оцепенев, отвечаю я.
– Не важно. Съедобное нижнее белье! Я нашел трусики-танга со вкусом ананаса и кокоса, очень эффектные, потом она полила себя ромом…
– Ты закончил? – кратко уточняю я.
– Да, – отрезает Хаз, а потом поднимает глаза к потолку: – Какая ночь…
– Джемма постаралась придумать для меня что-то оригинальное, и, ждет она этого или нет, правила хорошего тона требуют, чтобы я сделал то же самое для нее. Ну не знаю – ужин, коробка конфет, цветы?
– Какая свежая идея, ваша светлость, – бесстрастно замечает Ланс.
– Ланс, давай без сарказма, – укоряю его я. – Извините, но что я могу знать о днях рождения женщин?
– Ну ты же встречался со многими, – пожимает плечами Хаз.
– Да, но я всегда тщательно избегал того, что могло бы вызвать у них подозрения, что между нами есть что-то серьезное.
– Например? – уточняет Хаз.
– Например, те три правила, которые ты тоже знаешь наизусть. Это же библия! Никогда не оставлять их на ночь в Денби-холле. Никогда не приглашать их на обед или на ужин с моей матерью. И никогда не отмечать вместе день рождения!
– Аминь, брат, – отвечает Хаз.
– Все знают, что, если все эти три правила нарушить, женщина сразу на автомате решит, что у вас серьезные отношения, и начнет думать о свадьбе, о детях и отпуске в Дорсете…
– Можно тебя перебить? – спрашивает Харринг, прерывая мой монолог. – А: Джемма и так спит тут каждую ночь. Бэ: Джемма уже столько прожила с твоей матерью, что ей на всю жизнь хватит. Вэ: Джемма уже твоя жена!
