Двенадцатый рыцарь - Алексин Фарол Фоллмут
— Ого, наконец-то, — комментирует Баш, оправившись от шока, и похлопывает по кровати рядом с собой. — Ты уже несколько недель ведешь себя странно, я почти потерял надежду, что ты вспомнишь о моем существовании. Так что, ты, наконец, хочешь поговорить про Антонию? — со знанием дела подсказывает он. — Или, может, о том, почему ты все время ссоришься с мамой и отказываешься заводить друзей?
— Что? Нет. — Я абсолютно не понимаю, о чем он говорит, и я слишком занята более насущным кризисом, чтобы это анализировать.
Боже. С чего начать?
К сожалению, мои мысли с пугающей легкостью снова перескакивают к Джеку.
— Джек Орсино думает, что я — это ты, — выпаливаю в панике.
Баш моргает.
Снова моргает.
Моргает, моргает, моргает, пока не становится ясно, что он ничего не понимает.
Совсем.
— Ладно, — выдыхает он наконец, когда я плюхаюсь рядом с ним. — Кажется, это будет еще более странно, чем я предполагал.
11
Нажми Х, чтобы не умереть86
Ви
— Ты ЧТО сделала?! — рявкает Баш, вскакивая c кровати. — Ты могла назвать буквально любого человека, но выбрала меня?!
— Ну ладно, согласись, называть персонажа человеком — уже перебор, — фыркаю я, но Баш этого не слышит, поглощенный своими мыслями.
— Вот откуда эти кивки, Виола! Кивки!
— О боже, да прекрати уже про кивки…
— Ты понимаешь, насколько было бы странно, если бы он попытался со мной заговорить?
— Я запаниковала! — выкрикиваю в ответ.
— КРАЖА ЛИЧНОСТИ — ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ, ВИ!
— УСПОКОЙСЯ!
— ТЫ УСПОКОЙСЯ!
— Дети? — доносится голос мамы, которая заглядывает в комнату. — Я ухожу, хорошо, малыши? Ведите себя хорошо.
— ЖЕЛАЮ ХОРОШО ПРОВЕСТИ ВРЕМЯ, — отвечаем мы с Башем в унисон.
Мама хмурится, но пожимает плечами:
— Напишите, как закончите, чем бы вы там ни занимались, — говорит она, выходя и оставляя нас стоять друг напротив друга, словно на поле боя.
— Ты самая тупая девчонка в школе, — заявляет Баш.
— Я это знаю. И заткнись, — парирую я. — И вообще, эта история с Цезарио здесь ни при чем.
— Как это ни при чем? Это ведь буквально самая важная часть!
— Потому что он общается не c тобой а со мной! И Оливия рассказала мне кое-что об их отношениях, что, возможно, должен знать Джек. — Среди всего, что она сказала, я еще не успела понять, как реагирую на ее чувства. (Честно говоря, на каком отрезке сексуального спектра надо оказаться, чтобы считать умную, красивую и восхитительно замкнутую ботанку… ну, просто умной и красивой ботанкой? Поистине, голова идет кругом.) — Но…
— Это не твоя информация, чтобы делиться ей! — рычит Баш.
— Вот именно! — огрызаюсь я. — Привет, это моральная дилемма!
— Самая тупая моральная дилемма из всех, что я видел!
— Ты — самая тупая моральная дилемма, которую я видела…
— Ты должна признаться, — твердо заявляет Баш. — Всем. Прямо сейчас.
— Конечно, — закатываю глаза. — И рассказать Оливии, что Джек попросил меня за ней шпионить, а я согласилась, потому что не знала, о чем именно он просит? Сказать Джеку, что проблема Оливии серьезная и личная, и что ему надо поговорить с ней, а не со мной? — Ладно, звучит куда более логично, когда говоришь это вслух.
— Именно так, — ворчит Баш, который, к сожалению, получает преимущество в этом единственном (1) споре. — И ты должна сказать Джеку, кто ты на самом деле.
— Нет, — моментально отрезаю я. — Ни за что. Остальное, может быть, но…
— Это обязательно выйдет наружу, — предупреждает Баш своим занудным, всезнающим тоном, от которого меня всегда коробит.
— Как? Никто об этом не знает. Если только ты сам не собираешься все ему рассказать…
— Нет уж, спасибо. — Баш выглядит ошеломленным. — Мне придется изображать, будто понятия не имел, что Джек Орсино думает, будто общается со мной, в то время как на самом деле выкладывает свои секреты моей сестре…
— Он не рассказывает свои секреты, — бормочу я, морщась, хотя понимаю, что у меня есть причины это отрицать. Или, по крайней мере, я надеюсь, что они есть. — Он просто, не знаю… разговаривает.
— О своей жизни? И чувствах? — продолжает настаивать Баш.
С его точки зрения это, конечно, звучит хуже. Но давайте будем честны, разве Джек рассказал Цезарио что-то такое, чего не мог бы сказать в реальной жизни? («Да, — шепчет мой внутренний голос, — и ты это знаешь, потому что сама говорила ему в игре то, чего бы не сказала в лицо»).
— ТВОЙ ДОМ ЛЖИ ВОТ-ВОТ РУХНЕТ, ВИОЛА! — саркастично заявляет Баш.
— Господи, успокойся. — Я делаю глубокий вдох. Или четыре. Или шесть. — Все в порядке, — выдавливаю я. (Хотя на самом деле ничего не в порядке.)
— Да ничего не в порядке! Причем тут мама? — требует Баш.
— Не причем. Просто… — я сглатываю, отводя взгляд. — Кажется, я рассказала Джеку, что пастор Айк — полный отстой. — Я упускаю многие детали, вроде того, что мама превратилась степфордскую кучу слизи87 после его появления. Но, как ни странно, Джек, кажется, понял меня. Еще более странное — после этого мне стало легче. А такое со мной почти никогда не случается.
— Его зовут Айзек! — истерично сообщает мне Баш.
— Да какая разница, Баш…
— ОН ХОРОШИЙ, — орет Баш. — А как насчет Антонии?
— Она меня ненавидит — ничего нового…
— Виола, почему ты такая?
— ПРОБЛЕМЫ C ПАПОЧКОЙ, НАВЕРНОЕ? — огрызаюсь я, и Баш закатывает глаза.
— Извинись перед Антонией, — говорит он.
— Эм, нет. Я не сожалею.
— Заткнись. Ладно, забудь, — Баш потирает виски, явно расстроенный. — Я думал, этот разговор пойдет совсем по-другому. Думал, что ты наконец-то… — Он смотрит на меня так, словно я его разочаровала, и я почти вижу, что ему больно. — Неважно. Неважно, что я думал. — Не успеваю я осмыслить этот его тон, как он резко продолжает: — Но ты должна признаться Оливии и Джеку.
— Но…
— НИКАКИХ «НО»! — перебивает Баш.
— ЛАДНО! — рычу я в ответ.
— И ПОСТАРАЙСЯ БЫТЬ МИЛОЙ С МАМИНЫМ ПАРНЕМ! ОНА ЗАСЛУЖИВАЕТ СЧАСТЬЯ!
— Я ЗНАЮ, БАШ!
— Прекрати орать!
— Сам перестань орать…
— Знаешь, большую часть времени ты мне действительно нравишься, — говорит он уже тише, но все еще раздраженно. — И, вопреки всему, что творится в твоей извращенной фантазии, людям ты не безразлична.
Я напрягаюсь:
— И что с того?
— А то, что хватит вести себя, будто ты заражена чумой, и просто прими, что у людей есть чувства, и у тебя тоже! ТЫ НЕ ЗАСТРАХОВАНА ОТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖЕСТОКОСТИ, ВИОЛА! — восклицает он в заключение, или, по крайней мере, мне так кажется, потому что я уже не успеваю уследить за нитью этого разговора.
Похоже, Баш искренне
