Двенадцатый рыцарь - Алексин Фарол Фоллмут
— Ну, в любом случае, — говорит Джек, — по поводу того, что ты выглядишь странно…
Я издаю стон:
— Все, хватит с тебя.
Он смотрит на меня искоса, а я, бездумно прокручивая приложения на телефоне, спрашиваю:
— Долго тебе еще тут сидеть?
— Понятия не имею. Пока меня кто-нибудь не заменит, наверное. — Он пожимает плечами, опускаясь еще ниже в свое кресло.
— Я могу посидеть вместо тебя. Ты можешь… — я небрежно машу рукой, — пойти потусить.
— Потусить?
— Осмотреть свое королевство.
— Неа, — отзывается он. — Это больше не мое королевство.
Я рассеянно барабаню пальцами по столу, наблюдая, как люди продолжают подтягиваться. Теперь они приходят парами, весело хихикая, со слегка размазанной помадой, некоторые пытаются (не очень усердно) спрятать что-то в карманах пиджаков. Я называю это «методом спотыкания»: кто спотыкается на ступеньках от алкогольного опьянения — тот попался. Хотя, вообще-то, я не стукач.
— Знаешь, — говорит Джек, — мы не обязаны сидеть здесь весь вечер.
— Да, наверное, потом загляну в туалеты.
— Зачем?
Я пожимаю плечами.
— Из-за всяких шалостей.
— Шалостей, Виола?
— Проделок.
— Мы слишком взрослые для проделок, — торжественно объявляет Джек.
— Перестань.
— Правда, кажется, мы это переросли.
— Что идет после «проделок»? Преступления?
— Всегда выбираешь самый мрачный из возможных исходов. — Он цокает языком. — Ужасно.
— У меня катастрофическое воображение.
— Что?
— Катастрофическое. Представляю только катастрофы.
— То есть что-то плохое? Звучит не очень.89
— Да, не очень, — раздраженно подтверждаю я.
— Значит, если бы я пригласил тебя на танец вместо того, чтобы проверять туалеты, ты бы, скорее всего, отказалась, — размышляет он вслух.
Что-то сжимается у меня в горле.
— Наверное, да, — выдавливаю я. — Скорее всего, я бы предположила, что кого-то из нас застрелят. Или похитят.
— Это точно катастрофа.
— Катастрофическая.
— Одно и то же. Это одно и то же, верно?
Ком в горле не исчезает, и я не знаю почему.
— Да.
Он смотрит на меня, улыбаясь, будто я сказала что-то забавное.
Виола, ты не стерва.
Или, точнее, ты, конечно, стерва, но не в том смысле, в котором они думают.
«Ох», — думаю я, чувствуя внезапную боль в груди. Ох.
Нет.
— Мне нужно идти, — резко говорю я и вскакиваю. Стул с грохотом падает на пол.
— Ты в порядке? — говорит Джек с — вот черт — беспокойством.
— Все хорошо. Все в порядке. — Я не могу сказать ему правду про Баша. Я должна, это важно для них обоих, но не сейчас. — Я… да. — Испортить ему вечер? Ни за что.
Может быть, позже.
Да, позже.
— Ты уверена?
Я моргаю, понимая, что он смотрит на меня с явным недоумением, а я все еще стою рядом с перевернутым стулом.
— Пока, — выпаливаю я, неловко отходя. Кто-нибудь другой может завладеть его вниманием. Мне оно не нужно. Я его не хочу.
«И точно не заслуживаю», — думаю я, выдыхая и быстро покидая зал.
* * *
Когда танцы заканчиваются, я почти вздыхаю с облегчением: как обычно, никто не хочет оставаться убирать. Половина волонтеров благополучно исчезает. Я отмахиваюсь от примирительного жеста Баша, который на пике своей танцевальной экстраверсии пытается убедить меня провести вечер в IHOP с ребятами из музыкальной группы (половина из которых уже вовсю целуется). Кайла делает вид, что помогает, хотя она явно предпочла бы просто наслаждаться успехом вечера. Поэтому я отправляю ее домой и иду в спортзал, чтобы собрать украшения и убедиться, что диджею заплатили. Знаете, такие вещи обычно меня расслабляют.
— Нужна помощь?
— Что?
Он поднимает мешок для мусора, давая понять, что готов помочь.
— О. Тебе не обязательно…
Он поднимает бровь.
— Это же моя работа, не так ли?
— Нет, это…
— Если ты этим занимаешься, значит, вероятно, это чья-то работа, — шутит он.
— Я… — Ладно. Ладно, ладно. — Хорошо, давай покончим с этим.
Мы так увлеченно делаем уборку, что нашему преподавателю по лидерству приходится выпроводить нас за дверь, уверяя, что остальное уберут уборщики.
И вот, не успеваю я оглянуться, как оказываюсь у спортзала с Джеком, наедине. Моя машина стоит неподалеку — да, должность вице-президента студсовета дает некоторые привилегии. Например, хорошую парковку.
— Тебя ведь не нужно подвозить, правда? — спрашиваю я, пытаясь как-то заполнить паузу.
Он смотрит на меня с приподнятой бровью.
— Это предложение?
— А это просьба? — Уверена, он специально меня дразнит.
— Ты параноик, Виола.
Серьезно?
— Просто садись в машину, Орсино.
Но он не двигается, просто смотрит на меня с полуулыбкой.
— Что? — ворчу я.
— Ты забавная.
Теперь я негодую.
— Что?
— Ты всегда такая колючая, но на самом деле тебе не все равно, правда? Тебе, — он наклоняется ближе, понижая голос, — не все равно.
— Ладно, заткнись, — резко говорю я, но он только ухмыляется.
— Почему? Боишься, что расскажу людям?
— Никто тебе не поверит, — бормочу я и тянусь к водительской двери, но он ловит меня за запястье. Точнее, пытается, и вместо этого касается моей ладони.
Он и сам выглядит удивленным, даже испуганным, как будто от меня к нему только что передался разряд статического электричества. Но потом он смотрит на меня и тихо говорит:
— Я тебе верю.
Мое сердце замирает.
— Что?
— Что бы там ни произошло между тобой и Антонией. Я тебе верю.
Я напрягаюсь:
— Я никогда не говорила…
— Тебе и не нужно было. — Теперь он больше не шутит. Не улыбается своей обычной улыбкой короля кампуса. И это даже несправедливо — то, как хорошо он выглядит. И еще лучше, когда в его глазах загорается настоящая искра. Когда на его лице отражается искренность.
— Орсино, — вздыхаю я, — ты не знаешь, о чем говоришь.
— Ты права, не знаю. Но если когда-нибудь захочешь рассказать…
Он подходит ближе, и мое сердце начинает биться еще сильнее, отвечая на вопрос, который он не задал. Заканчивая предложение за него.
— Ты не сможешь убедить меня, что у тебя нет сердца, Виола, — его голос тихий и мягкий, он говорит это так близко к моему уху, что мои волосы слегка дрожат от его дыхания. — Мне неприятно это говорить, но ты не так искусно маскируешься, как тебе кажется.
Мои глаза закрываются от иронии происходящего.
— Ты совсем меня не знаешь, — говорю я, и это звучит как признание.
— Нет, но я мог бы узнать, — отвечает он, и мое сердце снова сбивается с ритма, пока он не делает шаг назад. — Но
