Фонарики желаний - Глория Чао

– Спасибо, Найнай, – шепчу я ветру. Это же она послала мне сегодня знак – встречу с Кэндис и Вивьен?

Я ещё долго стою на месте после того, как улетает фонарик и уходят Кэндис и Вивьен. Я чувствую волшебство. Чувствую надежду. Чувствую, словно Найнай везде вокруг меня.

Как я могу просто взять и отказаться от всего того добра, которое может сотворить наш магазин, если останется открытым?

31. Мама знает лучше

Кай

Я держусь подальше от пекарни. Ожидаемо. Я просто не могу к ней подойти, зная, что в витрине висят фонарики желаний, а сама она достанется в наследство Цзяо. Началось всё как протест – если не перестанете продавать фонарики, лишитесь пекаря, – но отец упёрся. Стряхнул пыль со своего фартука и вернулся на кухню – да, признаюсь, это был просто идеальный удар в сердце. Потому что теперь я ещё и представляю, как на нашей витрине стоят бесформенные булочки со вкусом непонятно чего. Я на самом деле даже не удивлюсь, если узнаю, что отец экономит на муке, надеясь, что никто ничего не заметит. Но Цзяо не называет отца «девчонкой» за то, что тот занимается выпечкой. Может, после такого Цзяо и сам бы попробовал надеть поварской фартук? Ну нет. Такого ещё не бывало и никогда не будет, даже если от этого будет зависеть его жизнь – простите, жизнь пекарни.

Из-за того, что я никак не могу помешать им продавать фонарики, я понимаю, что Лия́ говорила чистую правду. Но что мне делать? Я пробовал – серьёзно, я пробовал – и, как бы стыдно мне ни было, ничего не изменил: я по-прежнему не представляю, как общаться с папой и братом.

Я лежу на кровати, притворяясь, что сплю, – и делаю так всю неделю.

В дверь стучат. Вряд ли это отец или Цзяо – они буквально каждую свободную минуту проводят в «Лунных пряниках», убивая пекарню и мои мечты. Ну, или делают что-то менее драматичное. Хотя вряд ли.

Дверь приоткрывается, и в ней появляется голова мамы – чуть завитые волосы, яркие глаза.

Когда мы были маленькими, мама взяла длительный отпуск, чтобы присматривать за нами, но последние одиннадцать лет она постоянно в полётах – работает стюардессой. Мне довольно трудно уследить за её графиком, но, по-моему, у неё только что начался отпуск.

Я сажусь в постели и показываю, что она может зайти. Она уже успела накраситься.

Садясь на уголок одеяла, она говорит:

– Я скучала по тебе, как и всегда.

– Рад, что ты дома, – искренне отвечаю я. Я бы обнял её, но только если бы мы сидели удобнее, а пока лишь протягиваю к ней руку.

Она накидывается на меня и заключает в такие медвежьи объятия, что я даже дышать не могу. Мама такая же ласковая, насколько отец угрюмый. Иногда я даже думаю: может, она обязана быть полной его противоположностью, чтобы брак оставался крепким, иначе они двое просто будут сидеть по углам и нечленораздельно ворчать друг на друга? Мама окружает папу такой любовью, что ему не остаётся иного выбора, кроме как вяло отвечать, ведь даже его сердце не булыжник. Он обращается с ней даже мило – ну, настолько мило, насколько вообще может человек вроде него. Он покупает ей воздушные шарики и шоколадки и часто шутит, что она для него слишком хороша. Что в какой-то степени правда.

Она выпускает меня из объятий и гладит по голове.

– Что не так, мой милый Кай?

Я пытаюсь отмахнуться от вопроса.

– О чём ты?

– Ты не в пекарне.

Я тяжело вздыхаю, а потом рассказываю всё по порядку. Что они всё испортили в «Лунных пряниках» – я надеюсь, что как человек, который их спроектировал, она будет разъярена, но, в отличие от меня, сможет с этим что-то сделать, – и что папа решил оставить пекарню Цзяо.

– Ты об этом знала? – спрашиваю я и понимаю, что вообще не представляю, какое место она занимает во всей этой истории.

Она отвечает не сразу, и я готовлюсь к худшему, потому что у меня такое чувство, что ответ мне не понравится.

– Кай, чего ты хочешь от жизни? – спрашивает она.

Я ожидал вовсе не этого.

– Я хочу стать владельцем пекарни, – тут же отвечаю я.

Она склоняет голову и испытующе смотрит на меня.

– Ты уверен?

Уверен ли я? Конечно, уверен.

– Зачем же ещё я столько лет посвящал все силы пекарскому делу?

Мама с любовью улыбается.

– Потому что ты – это ты. Ты пылкий и талантливый и можешь сделать всё, что захочешь. Ты знаешь, что значит твоё имя?

Я киваю.

Но она всё равно объясняет снова.

– Я выбрала его, потому что «Кай» означает «Открытый». Сначала я хотела, чтобы оно значило, что твоя дорога вперёд будет открытой и гладкой, без выбоин и щелей. Когда ты был маленьким, мне нравилось, как оно соответствует твоей открытости в общении. А сейчас оно означает, что для тебя, мой мальчик с большим сердцем, открыт целый мир. Твоё предназначение – нечто большее, чем застрять в этой маленькой пекарне.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Она качает головой.

– Я хочу, чтобы ты увидел мир и только потом решил, что делать дальше.

– А почему ты не хочешь такого же для Цзяо?

Она опять раздумывает над ответом, тщательно подбирая слова.

– Он тоже может исследовать мир, если захочет, но мне кажется, он не станет. Вы двое разные, и ты не нуждаешься в том, чтобы тебе всё приносили на блюдечке.

То есть я не получу того, чего хочу, потому что я компетентнее и трудолюбивее?

Она кладёт ладонь мне на руку.

– Мне жаль, что тебя это ранило. Если ты правда хочешь, чтобы пекарня стала твоим будущим, – это возможно. Но ты не обязан решать прямо сейчас.

– За меня уже всё решили, – возражаю я.

Она приподнимает бровь.

– Кто сказал?

* * *

Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько неловко, что были готовы буквально на всё, даже наложить в штаны, лишь бы был повод сбежать?

Вот он, один из таких моментов.

Мама трясёт папу за предплечье.

– Давай.

Отец шевелит губами, тянет время.

– Милый, – говорит она с лёгкой угрозой в голосе.

Он наконец открывает рот.

– У Цзяо… есть деловая хватка.

Зачем мама со мной так поступила? Я и не предполагал, что у неё на уме именно это. Я думал, она будет говорить с папой не в моём присутствии.

– У тебя… другие