Кричи громче - Елена Тодорова

Бросаюсь вперед и прихватываю его губами. Контакт между нами длится жалкие секунды, однако этого хватает, чтобы произошел обмен жидкостями. А дальше реакции несутся, как колесо с горы. Все врожденные и приобретенные рефлексы запускаются и шандарахают по самообладанию.

– Меня нельзя целовать, – шепчет медленно Маруся и облизывается.

Я ее вкус тоже ощущаю.

Мне голодно. Так дико голодно, что я не могу держаться. Как зверь, лизнувший кусок свежайшего мяса. Ты ему сто раз скажи «нельзя»… Он убитым рискует быть, но сорвется. Я так же.

Святоша же… Смотрим друг другу в глаза и практически одновременно навстречу устремляемся. Срать на свет даже ей. А уж мне… Сталкиваемся и сразу же жадно сосаться принимаемся. Со слюнями, неосторожными укусами и прочими вытекающими.

Руками ее не трогаю, опасаясь, что именно это отрезвит и врубит внутри Маруси пресловутую красную лампочку. Лишь запястья держу, пока сама дергаться не начинает, порываясь и так и сяк забросить руки мне за шею. Помогаю, не отпуская. Перекидываю и уже там, прислушиваясь к движениям святоши, освобождаю.

И, мать вашу, ошибаюсь.

Все ее действия вмиг замедляются. Не жду, когда отстранится. Первым ее отталкиваю. Не потому, что обидеть хочу. Чтобы не успела убежать.

Отодвигаю ее и тотчас фиксирую рукой затылок. Физически отвернуться не сможет. Вынуждена смотреть мне в лицо.

– Я тебя трахал. Слышишь, Маруся? Смотри в глаза, – выдаю на эмоциях жестко и громко. – Смотри и слушай. Я. Тебя. Трахал. И еще буду. Я тебя…

Останавливает меня хлесткая пощечина. Прилетает так резко, никак среагировать не успеваю.

Сказать, что не ожидал от святоши – ни хрена не сказать. Думаю, она и сама от себя не ожидала. Смотрит после перепуганно. Расширенные глазища стремительно заливает слезами.

Боль со звоном расходится. С каждой убегающей секундой жжет кожу все острее и ярче. Огнем пылает. Не унять.

Но хуже ощущения, что в груди разворачиваются. К горлу все подступает, громоздится и рассыпается, словно карточный домик.

– Мы так не договаривались, – дрожит Машка на выдохе. – Ярик… – касаясь моей щеки кончиками пальцев, с сожалением качает головой. – Прости, – выговаривает, будто по буквам. С трудом и очень тихо. – Я не хотела. Честно.

Может, я и заслужил… Да наверняка заслужил. Дело не в том, что обидно и больно. Все это чухня, не достойная мыслительной переработки.

Дело в том, что отрезвляет забористо. Со вчерашнего дня я в священном передозе от Маруси ходил, а тут махом рубануло. Что имеем на выходе? Меня ломает. Скручивает и колошматит изнутри.

Не отдаю отчета своим действиям, когда совершаю рывок и опрокидываю святошу прямо на плитку. В последний момент ладонь под голову ей подставляю и сам от своей агрессии охреневаю.

У Машки слезы просыхают. Смотрит с диким ужасом. Уверен, что у меня в глазах почти то же самое, хоть и злоба еще не стихает.

– Уходи, – выталкиваю, но отпустить ее не могу.

– Нет, – выговаривает без промедления. – Нет, я не уйду! Буду с тобой!

– Нет, не будешь!

– Буду!

Орем друг другу в лица.

– Я сказал, уноси ноги, Маруся!

– Нет!

Я не совершаю ни единой гребаной попытки ее отпустить, но она зачем-то вцепляется в меня руками и ногами. Такую силу вырабатывает, что я теряю равновесие, утыкаясь лицом ей в шею.

– Ярик, Ярик… Вместе. Вместе. Вместе, – повторяет, как заведенная.

Давление внутри меня разительно падает. Крышу больше не срывает. И все же сам себе не доверяю. В Чернобыле тоже был момент спада, а потом как рвануло – пол Европы накрыло.

Я ведь тоже атомный.

Но и Титова…

– Что хочешь, делай, Ярик. Все выдержу, – шепчет прямо в ухо мне. – Я тебя выдержу.

– Не. Провоцируй. Меня, – выцеживаю через силу.

– Буду, знаешь же… Всегда буду.

Твою мать, бл*дь…

– Знаю, знаю…

Так мы и застываем на холодном полу ванной. Лежим неподвижно в тесных, буквально удушающих объятиях, пока не выравнивается сердцебиение.

А происходит это очень нескоро.

Марусю начинает потряхивать от холода. Меня же подобным образом нервный отходняк ловит. Хотя, может, и ее тоже попускает. Чувствую под ладонями крупные мурахи и предполагаю, что замерзла. Только тогда отмираю и принимаюсь курсировать по ее телу руками. Глажу осторожно, в попытках согреть.

– Зад-дубела… – подтверждает и одновременно одобряет мои действия святоша. Трудно предположить, сколько времени так пролежали, но учитывая, как охрип ее голос и затекли мои мышцы, долго. – Ты тоже?

– Да, – лгу я.

Выключается свет, и мы куда-то летим. В прямом и переносном смысле. Пол как будто проваливается. Голова кругом заворачивает.

– Согрей, Ярик… – не просит, практически умоляет.

Согреваю, конечно. В этот раз я ее – нежно и медленно. На полной скорости сердца. Но со всеми страховками.

Раскачиваю. Баюкаю. Люблю.

Глава 38

Мария

Всё нормально.

Я думаю, что всё нормально… Нет, я убеждена! Неважно, где мы находимся. Нельзя вот так… Был человек, и нет его. Нельзя! Мы есть. Слышите?

Мы есть. Нас не стереть.

Закусывая губы, стараюсь сдержать рвущиеся из горла всхлипывания. Упрямо смахиваю слезы, в остальном сохраняя неподвижность. Кровать и без того каким-то волшебным образом бесконечно под нами поскрипывает.

– Ты плачешь? – голос Ярика звучит тише, чем обычно.

Помимо ровно стучащего сердца под моей щекой, улавливается слабый гул, формирующийся на выдохе этого короткого вопроса. Люблю лежать на его груди и слушать, когда он говорит. Словно изнутри чувствовать.

– Почти… нет.

– Это… потому что я обидел тебя?

– Нет, я не обижена, Ярик. Просто накатило. Это всё… – всхлип все же вырывается. – Чертов бункер… Слишком много эмоций.

– Не слушай их. Слушай меня, Маруся.

– Я слушаю, Яричек, – крепче обнимаю его. – Слушаю, – не вру ведь, но едва выговорив это, срываюсь на плач. –