Кричи громче - Елена Тодорова
А потом с шумом возобновляем эти функции. Именно это служит некой командой. Градский загоняет член полностью в меня.
Снова кричу и с хрипом стону, содрогаясь каждой существующей в моем теле мышцей.
– Ярик, Ярик…
– Больно?
– Нет!
Хотя неприятные саднящие ощущения все еще возникают в момент, когда он входит, и сохраняются некоторое время, пока двигается, но это не та боль, которая способна меня остановить.
Он внутри меня.
Мой Ярик…
Горячий. Большой. Твердый.
Конечно же, никакая боль не перекроит всей той гаммы ощущений, которые я испытываю. Каждая нервная клетка, каждая молекула, каждый атом – все во мне клокочет. Эмоции бушующей бурей сворачивают изнутри. Я вновь дышать не могу. Подстраиваюсь под них – эмоционально, и под Яра – физически.
– Пожалуйста…
– Что?
– Трахай меня, Ярик…
Тихо взвизгиваю и скулю, когда он подается назад и, наконец, толкается.
– Еще… Еще, Яричек…
Чувствуя, что мое тело охотно и совершенно комфортно его принимает, расслабляюсь. Если это можно так назвать, учитывая все те безумные процессы, которые происходят в моем организме.
Ярик со мной. Во мне. Меня окутывает его запах. Я ощущаю его настолько близко, насколько это в принципе возможно. Он сжимает мои бедра ладонями, двигается во мне и хрипло стонет.
Ему хорошо… Ему хорошо…
И мне… Я на вершине блаженства…
Пытаясь продлить наслаждение, вновь напрягаю мышцы. И от этого еще сильнее дрожу.
– О, чёрт… Чёрт… Яричек… Яр-р-р…
Он двигается размашисто и мощно. И я буквально схожу с ума от каждого его толчка. Незаметно перемещаюсь, словно неосознанно ускользнуть пытаюсь. Скребу по жесткому ковру ногтями. Вгрызаюсь зубами в свои кисти. Кричать, говорить и стонать больше не могу. Перехожу на громкое и частое дыхание. Только так могу сохранять эту жизненно важную функцию. Только так…
От стыда ни черта не осталось. Я вся Ярика. В его власти.
Он по-животному меня трахает, а я прусь. Очуметь просто… Очуметь… Люди эту позицию называют очень неприлично, жутко вульгарно. Лучше быть животными.
Да, мы с моим Яриком дикие звери. Нам обоим это в кайф. Никаких границ нет. Мы просто… очень любим друг друга. Таких чувств среди людей не встретишь.
Улавливая зарождение долгожданной пульсации, инстинктивно двигаюсь ему навстречу. Толчки Яра становятся жестче, практически яростными. Хватка ладоней тоже усиливается, ощущается болезненной. Должного внимания я этому не уделяю – ни морально, ни физически. Уже кончаю. Сжимаюсь, содрогаюсь и оглушающе громко кричу.
Обычно он дает мне хоть пару секунд, чтобы пережить оргазм. Но в этот раз такой поблажки я не получаю. С финальным протяжным стоном, Ярик входит в меня настолько глубоко, что я болезненно напрягаюсь, пугаюсь и офигеваю одновременно. Рывок обратно, соответственно, быстрее, чем все предыдущие. Если бы не крепкие ладони, потеряла бы равновесие. Градский это, очевидно, понимает, как и я то, что это идет вразрез с его желаниями. Перехватывая мою талию рукой, он завершает акт, выплескивая свое удовольствие мне на ягодицы.
Глава 37
Ярослав
Кап, кап, кап, кап…
Делая очередную затяжку, машинально вслушиваюсь в тихое потрескивание сгорающего табака.
– Ты долго, Яр? – кричит Машка из коридора.
Добравшись до двери, сходу распахивает ее и проталкивается внутрь ванной.
Целенаправленно опускаю взгляд. Притормаживаю на содранных коленках своей святоши. Сегодня она не смогла надеть штаны. В мужских трусах, как в шортах, вышивает[8]. Мне жаль, что так получилось. Просто не подумал о последствиях, когда трамбовал Марусю на жестком ковре на четвереньках. Мне правда жаль. И вместе с тем не могу не любоваться ею. Кроя серьезное и невинное личико, она так охренительно пóшло выглядит. Готов поклясться, что не видел ничего более сексуального, чем святошины содранные во время траха коленки.
Зажимая зубами сигарету, ухмыляюсь и вскидываю взгляд к ее глазам. Машка, конечно же, моментально посыл распознает. Краснеет и негодует, от этого только краше становится.
– Ты прекратишь?
– Что? – моя очередь клеить бесхитростную рожу.
– Смеяться надо мной.
– Я не смеюсь.
– Ты смотришь на меня, как…
– Как?
– Знаешь, как!
Затягиваюсь никотином и не спешу его выдыхать. Паузу выдерживаю, продолжая смотреть ей в глаза.
– Ты милая, пиздец, – используя доступные моим заурядным мозгам слова, собираю из них кривой комплимент. Голос после курева совсем сел, только выдал никотин, еще не продышался. Кроме всего, конечно же, не могу сдержаться, чтобы не добавить: – И пошлая.
– Я не пошлая, – бурно протестует Маруся. – Это некрасиво. Некрасиво так говорить!
– Красиво. Охуеть, как красиво, – упорствую, машинально меняя настрой. Взглядом и голосом давление оказываю. – Я, между прочим, тебе тут почти стихи слагаю, девочка-бензопила. Но, увы, бля… Как грится, обидеть поэта может каждый… – Довольствуясь тем, что она растерялась, в режим атаки перехожу: – Хочу тебя раздеть. Сейчас.
– Ярик, свет, – напоминает самым суровым мамским тоном.
Для наглядности еще и пальцем в лампочку тычет.
– Неученье.
– Что?
– Ученье – свет, неученье – тьма. Играем?
– Нет, – указательный палец заменяет средний. Это уже точно мне. Не лампочке. – Ты меня обидел.
– Пиздец, какие мы нежные. Избалованные, млять.
– Придержи свое мнение… – Закончить ей не даю. Поймав запястье, притягиваю вниз, пока на колени мне не приземляется. – Козел… Я ударилась.
– Тихо посиди, – свободной рукой сигарету выбрасываю и, скашивая губы, выдыхаю последнюю порцию никотина. – Сейчас тебе кое-что расскажу.
– Что, блин?
– Басню Крылова!
Кумарит, когда она как ёрш.
– Ты ни одной не знаешь!
– Проверим? – ехидно усмехаюсь только потому, что она делает то же.
– Ну-ну. Угу.
– А поконкретнее?
– Мм-м?
– У тебя язык от вранья распух?
– Мой язык… – начинает святоша интригующим тоном.
– Твой язык?
– В нормальном состоянии. И я никогда не вру.
– Только это и делаешь!
– Ах ты… –
