Кричи громче - Елена Тодорова
От замелькавших перед мысленным взором картинок невольно расширяю глаза и громко сглатываю.
Да похрен.
В первый раз отгребать, что ли?
– Как думаешь, нас вообще ищут?
– Конечно, ищут.
В этом я действительно не сомневаюсь. Зная отцовские методы, странно, что до сих пор тут сидим.
Двадцать первый день…
Двадцать первый, вашу мать!
– Ридер такая сволочь… – бросает Маруся без особых эмоций.
А вот я реально свирепею. Сцепив зубы, отворачиваюсь от Маруси и упираюсь взглядом в потолок.
– Лучше ему сдохнуть. Это, на хрен, единственное оправдание, которое я приму, – выталкиваю агрессивно затянутым голосом.
Машка молча приподнимается и, пристроив голову мне на плечо, ныряет ладонью под руку. Вжимает пальчики в напряженные мышцы. Затем медленно гладит. Незаметно и вроде как ненавязчиво расслабляет. Повторно сглотнув раскаленный комок жара, планомерно выравниваю дыхание.
– Яр, знаешь, чего я боюсь больше всего?
– Чего?
Знаю, но, сжимая челюсти, даю ей возможность озвучить.
– Сильнее, чем социального признания, желаю всегда быть рядом с тобой. Пронести нашу дружбу, наше уникальное родство душ сквозь года! Оно же уникальное? Я подобного никогда не встречала. Между нами ведь все по-честному? – выказывает свои страхи и замирает практически бездыханно.
Ни звука.
Я на мгновение тоже непреднамеренно все системы торможу. Дальше в дружбу играем, помню. Хоть меня это ни хрена не устраивает, гашу вспышки раздражения, потому как чувствую, что со святошей сейчас, если давить стану, общих точек не найдем.
– Тебе не из-за чего волноваться, – заверяю ее и снова зубы сжимаю. Дышать не могу. Херня полнейшая. – Мы всегда будем рядом. Так завещал папа Тит, помнишь? – дурачусь, вспоминая эту сопливую ерунду, и в то же время серьезно в глаза ей смотрю.
Охренеть, какой тонкий намек на толстые обстоятельства, бля.
Маруся смущается, но взгляда не отводит. А я вдруг чувствую, как у самого скулы жаром палит.
Сука…
– Ярик, я не шучу.
– Я тоже, – серьезнее некуда, вашу мать. Самому страшно. Но вида, безусловно, не подам. – Все путем, Титошка. Ни черта нас не разведет.
– Все ведь останется здесь? Между нами?
Сердце в груди огнем охватывает. Жжет во мне дыру, словно кусок раскаленного докрасна железа.
– Между нами.
Святоша, в отличие от меня, расслабляется и даже успешно лыбу тянет.
– Хочу тебя обнять, – заявляет достаточно тихо, но у меня отчего-то в ушах закладывает и звенит.
– Обнимаешь же, – напоминаю ей с жестковатым натиском. – Зачем озвучиваешь?
– Просто… – когда Маруся свое получила, хрен ее проймешь интонациями. Продолжает сверкать. – Обнимаю, конечно. Мне нравится тебя обнимать.
– Чудесно.
В груди новый жгучий вихрь закручивается. Молотит там все, что только можно.
– Ярик, тебе со мной хорошо?
– Идеально, – хоть тон не смягчаю, реально не вру.
– Заметил, здесь, в бункере, мы стали меньше спорить? Хоть какие-то положительные изменения, – звонко смеется. А потом неожиданно чмокает меня в щеку. Следом – в подбородок, там и тормозит, ерзая по отросшей щетине губами. – Колючий, – вздыхает весьма характерно.
Не дурак, распознаю эти звуки.
Вижу ее расширенные зрачки и совокупным ходом на все сразу реагирую. По телу мелкими мурашками дрожь рассыпается.
– Выключим свет?
Спрашиваю я, краснеет святоша.
– Зачем сейчас? – дергается, пытаясь подняться.
Крепче перехватываю ее рукой и не позволяю встать.
– Догадайся.
Осознаю, что действую, как придурок, и все равно остановиться не могу.
– Подожди, Ярик, не наглей… – так надорванно дышит, что у меня абсолютно все системы клинят.
Разгоряченная кровь неравномерным и яростным потоком в пах сливается.
– Меньше текста, Маруся. Гаси свет и раздевайся.
Глава 36
Мария
Прошвырнувшись по всем помещениям, словно ветряная буря, методично погружаю бункер в беспроглядную тьму и торопливо бегу обратно на свет. Едва добираюсь до двери «кинозала», слышится выразительный щелчок выключателя.
Густая темнота полновесно охватывает окружающие нас квадраты.
От неожиданности теряюсь. Торможу, понимая, что даже не успела сориентироваться, где находится Ярик.
Сердце, инстинктивно реагируя на возможную опасность, яростно толкается в ребра и замирает. А потом, отстукивая замедленный короткий такт, стремительно набирает обороты.
– Яр… – зову шепотом.
Градский подкрадывается откуда-то сбоку. Осознаю, что он производит привычный захват постфактум, когда его грудь прижимается к моей спине, а рука перетягивает плечи.
– Новая игра, Маруся, – горячее дыхание опаляет чувствительную ушную раковину. По телу одуряющая дрожь несется. – Новые правила.
Жесткий тон Ярика любого способен встревожить, но, черт, похоже, я к нему пристрастилась. Мне нравится. Раньше не понимала, сейчас осознаю, что меня он возбуждает.
– Ты сегодня не командуешь, – пытаюсь произнести сердито, на деле же получается слишком взволнованно. Не люблю, когда случаются какие-то сбои в планах, напоминаю об этом Яру. – Мой день.
– Больше нет, – касается губами виска, и я не могу не содрогнуться от удовольствия. – Я забираю твой день.
– За что? – начинаю необоснованно волноваться. – Я… Я сейчас включу обратно свет!
Эта угроза веселит Градского. Он смеется, а у меня все нервные волокна воспаляются.
– Не включишь.
– Ярик…
– Святоша, – отбивает все так же агрессивно. – Раздевайся и ложись на живот.
– Зачем?
– Затем.
Конечно же, сопротивляться я не собираюсь. Сама жажду близости. Неважно, как и где. Он говорит – я делаю. Когда мне нужно, Ярик тоже выполняет все, о чем прошу, и даже то, что не решаюсь выразить словами.
Отдаваясь инстинктам, поддеваю пальцами штаны вместе с трусами и спускаю их, насколько могу, вниз. Учитывая то, что Град все еще удерживает меня, наклониться не получается. Резинка шлепает примерно посередине бедер. Это
