Его сладкая девочка - Аля Драгам
— Понимаю, милочка, ради чего решилась на это все. — Ирина Иосифовна обводит рукой помещение, задерживаясь на остывающем ужине. — Понимаю. Тяжелая судьба, сестры на шее. Вот о них и подумай. Можешь даже сумму озвучить в разумных пределах, которая поможет тебе исчезнуть. Подумай, милочка. Хорошо подумай.
Женщина идет к двери, а я сижу, словно приклеенная. Двух слов сложить не могу. Только головой мотаю из стороны в сторону.
— Если исчезнешь сейчас, я готова удвоить сумму, Оксана. Детки у Егора еще будут. В браке рожденные. Может быть, не стоит ждать теста, да? Если дорожишь сестрами своими, примешь верное решение, я уверена. И промолчишь о нашем маленьком секрете. Ты же не хочешь, чтобы девочки оказались в детском доме? В другом городе? Одни, Оксана. Совсем одни. А лучше в разных, да?
Зажмуриваюсь, чтобы больше не видеть это лицо. Наверное, лучше бы уши закрыть, чтобы не слышать. Но в голове шум, который и так поглощает все внешние звуки.
Не знаю, сколько так сижу, пытаясь осознать. Невеста. У него есть невеста… А я? Кто тогда я?
Играл на девушек в школе… Егор? Этот улыбчивый парень, который носил меня на руках и кормил пирожными? Тот, который шептал о любви темными ночами и так сладко целовал…
Свой круг… Смотрю на кольцо, надетое Егором. Тоже круг. На губах проскакивает усмешка. Не круг, а ноль… ноль — вот мое место в жизни этого человека.
Для которого поиграть в рыцаря, притвориться заботливым, всего лишь роль. Хотел своей невесте что—то показать?
Разве может человек так играть? Так хорошо носить маску?
Может. Я же знаю, что может. И боялась этого. Не зря, выходит.
Кольцо начинает нестерпимо жечь руку, и я срываю его. Хочу выбросить, но рука не поднимается. Это не моя покупка, не мои деньги. Будь они прокляты! Кто придумал эти бумажки, которые так спокойно позволяют делить людей на разные классы?!
Медленно иду в ванну. Кладу кольцо на полочку. Повинуюсь порыву и пишу на зеркале два слова. Хочу стереть, но останавливаю руку. Пусть будет. Оборачиваюсь на шум и спешу в прихожую. Бабушка вернулась?
Нет. Тимур. Взъерошенный, глаза испуганные.
— Ксюша, твою мать. Ты чего трубку не берешь?
А я и забыла…
— Извини, Тим. — Горжусь собой. У меня даже получается улыбнуться. — Ужин готовила. А телефон забыла здесь.
Прохожу, показывая аппарат. Мельком смотрю на экран. Пропущенные звонки от Егора, Тимура. Еще сообщения. Смахиваю уведомления, не читая.
— Ужинать будешь?
— Давай. На работе задолбался, потом к тебе гнал как сумасшедший. Ты б с собой носила? — Показывает на мобильный. — Егор не мог дозвониться, переполошил всех. А если бы тебе плохо стало?
— Мне хорошо, Тимур. Хорошо.
Так хорошо, что в окошко выйти хочется. В груди горит. Кладу ладони на живот, гоня от себя плохие мысли. Вся ночь впереди… чтобы подумать…
— Болит? — Тимур ловит мой жест.
— Что? — Смотрю вниз. — Нет—нет, это привычка. Постоянно хочется защищать.
Грустно улыбаюсь. А внутри… внутри я мертва. Правда. Вдохнула, а с новым вдохом уже не смогла стать прежней. Не знаю, откуда силы говорить. Не знаю.
Может, где—то огонек надежды есть?
— Тимур, кто такая Светлана?
Он внимательно смотрит, откладывая вилку с ножом. Складывает перед собой руки замком и спрашивает: — Ты откуда про нее знаешь?
— Знаю, — пожимаю плечами. — Она правда невеста Егора?
— Светка к тебе приходила что ли? Он не делал ей предложение вроде, так… жили вместе… Но…
— Этого достаточно, Тим. Я просто спросила. — Сглатываю. Не хочу слушать больше подробностей. Еще один обманщик. Такой же, как все они. — Извини, Тимур, я очень устала и хочу спать.
Пусть невежливо, но как поступили со мной… плевать на их этикет. Я же в их глазах поломойка. Девочка для игр.
— Мне остаться? — Смотрит исподлобья, изучая мое лицо. А я отца и мать похоронила. Побои отчима терпела. Неужели не смогу улыбнуться? Смогу. Сейчас… одну секундочку…
— Нет. Я буду есть мороженое и смотреть фильм, а потом засну. Или сразу засну.
И улыбаюсь. Широко. И очень надеюсь, что сейчас улыбка не похожа на кривой оскал.
Тимур еще несколько секунд вглядывается, потом благодарит за ужин и дет к двери.
— Телефон держи при себе. Егор звонить будет.
Закрываю дверь, привалившись к ней спиной.
Невеста…
— Мил, — набираю подругу. — Не задай только вопросов. Приедь ко мне. Сейчас.
Наверное, по голосу Милка понимает, что все серьезно, потому что уже через сорок минут она стучит в дверь. А я так и сижу в прихожей, привалившись к ней спиной. Удивительно: я плакала из—за коровы, но сейчас в глазах сухо. Только горло по—прежнему давит спазм.
Методично сбрасываю входящие вызовы. Пишу Егору, что устала и засыпаю на ходу. И отключаю телефон.
Подруга с порога понимает, что все плохо. Мне хватает нескольких фраз, чтобы Мила рванула наверх.
— Стой на месте. Сейчас.
Минут через десять спускается, неся в руках мою старую одежду.
— Переодевайся.
Механически совершаю действия. Думаю ли о чем—то? Да и нет. Там на заевшем повторе крутится одна мысль: за что?
— Девчачьи вещи где? В шкафу?
— В их… в той спальне, — выдавливаю слова.
Я уже поняла, что она делает. Сама собиралась. Поэтому и позвала подружку. Если бы Тимур сказал, что ничего знать не знает, я бы, наверное, позвонила Егору. Или дождалась бы его и спросила. Но… но Тимур знает… жили вместе…
— Впервые рада, что у вас вещей мало. Давай сюда.
— Сама.
Аккуратной стопочкой складываю всю одежду. Кладу на комод. Окидываю взглядом квартиру. Прощаюсь. Больше сюда не вернусь.
— Будь счастлив, Егор, — шепчу, выходя и захлопывая дверь.
Милка сзади идет с дорожной сумкой и пыхтит. Пытаюсь перехватить, но она только отводит руку.
— Сейчас ко мне, расскажешь нормально.
И мы едем к ней. Родители уже спят, а мы, сидя на кровати подружки, говорим, говорим, говорим… плачем и снова говорим…
— В Вырице у маминой подружки дом. Там одна комнатка всего теплая и веранда, но вам хватит. — Мила тащит ключи. — Она к дочери уехала, попросила присматривать. Вот и присмотришь. Дрова, правда. Но на первое время есть, а потом купишь. Утром в ломбард заедем, сдашь все. Потом я придумаю что—нибудь. Не
