Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Оставь ее, сынок.
— Зачем ты сказала все это сейчас, — рухнул на кресло, зарываясь руками в волосы. Натягивая так сильно, что слезы от боли проступают. — Мама, Оля потеряла нашего малыша перед выступлением, — теперь я обрушиваю на бедную женщину правду, и мама испускает тоскливый вздох, — а теперь, какая-то сука утверждает, что носит под сердцем от меня ребенка. Марк сказал какой у нее срок?
— Нет, но попросил просто передать тебе об этом. Лёнь, я могла утаить, но лучше, что Оля узнала об этом сейчас, чем эта дрянь заявилась бы в один прекрасный день, — голос мамы охрип.
— Блядь, но не при ней же! — впервые ругнулся перед матерью матом, с укором получая ее взгляд. — Прости, но, мам, не нужно было. Один за одним ударом, даже мне тяжело перенести все это.
— Даже если все окажется правдой, она бы всплыла, — настаивает, и я соглашаюсь.
— Но это не правда, и я уверен в этом. Что-то здесь не чисто. — Встаю и принимаюсь расхаживать, обдумывая следующие действия. — Ты говоришь, что Каролина не клюнула на твою наживку, — мама кивком дает понять, что я прав. — А что было-то наживкой?
— Клуб твоего отца, — пряча глаза от меня, признается мама.
— Не понял? — я остановился.
— Все очень просто, Лёнь, — Зоя Степановна встала, приглаживая ладонями юбку. — Этот бордель пора прикрыть, и Авраам с нами тоже заодно, — только собираюсь сказать хоть слово, но мама останавливает меня: — Нет он не знает об Оле. Никто кроме тебя и Власова, и части персонала. Но это я сказала ему, где сейчас ошивается Каролина. Как только эта сука узнала, что Авраам собрался с визитом, мгновенно скрылась. Теперь даже не знаю, что предпринять, чтобы выкурить ее и вновь поймать.
— Ты так хорошо осведомлена жизнью отца, и продолжаешь любить его, — подчеркиваю значимость отца для матери, и она отворачивается от меня. Подходит к окну и всматривается вдаль. Повисла вновь тишина. Я переступаю осколки разбитой вазы и тоже встаю рядом с ней. Хочу обнять, но не могу. Теперь все будет иначе, и мы точно отдалимся. У каждого из нас свои раны, которые причиняют еще больше боли друг другу.
— Осведомлена не только его жизнью, но и всем чем он занимался до вашего с Марком рождения и после. Я его жена, Лёнь, — мама кидает взгляд полный боли, но тут же умело маскирует, надевая повседневную маску.
— Зачем ты продолжаешь мучить себя? — поворачиваюсь полу-боком, вглядываясь в ее осунувшийся профиль.
— Не знаю, — тихо отвечает. Потом решительно кивает и глядит в упор: — Все, что ты задумал, воплощай. Я не стану препятствовать. Но, прошу только об одном, не превращайся в него. Потому что Марк уже стал таким. — С этими словами она оставляет меня одного. Что я задумал? Как мама может судить об этом, когда во мне теперь кипит кровь и жажда мести. Как будто теперь достаточно взмаха красной тряпки, и я рвану наносить вендетту. Но, видимо, Зоя Степановна хорошо знала своего сына, потому что я позвонил Ирине Власовой и сообщил об Оле. Спустя пару часов девушка с ошарашенным видом влетела в квартиру.
— Ты не шутишь? — встревожена, а глаза на мокром месте. С тех пор, как мама оставила меня, пушинка не выходила. И я терялся в догадках, как теперь выбираться из темени, которую Диана напустила в мою жизнь. В прихожей я нашел письмо, предназначавшееся для Максима; мама намеренно оставила его, будто подсказала о дальнейших действиях. И план созрел сам собой: раз отец настаивает принять клуб в мое право владения, значит он получит это. А Авраам… у меня к нему тоже назрели множественные вопросы.
— Не шучу, — киваю в сторону комнаты. — Присмотри за ней, Ир. И прошу, не сообщай никому, даже Стёпке. — Предупреждаю, сощурив глаза. Ирина залилась краской, но тут же приняла боевую позицию.
— Не волнуйся, Лёнь. Я закроюсь на все замки и не позволю Оле сбежать. — Ирина с полуслова поняла мое опасение. Я поблагодарил девушку, затем еще раз взглянул на закрытую дверь, ожидая, что пушинка все же слышала наш разговор, как с мамой, так и с Ириной. Но она не вышла. С болью в груди, я все же оставил девушек одних, потому что должен, наконец, положить всему конец.
Глава 17
Оля.
Две недели спустя.
Мы отдалились с Лёней друг от друга. Так мне еще никогда плохо не было, как сейчас. Казалось бы, поменять ничего невозможно и это жизнь, в которой свои правила, а мы лишь исполняем роли. Ирина приезжала каждый день ко мне, и мы сутками на пролет не могли наговориться. Муж предусмотрел каждый мой шаг, и пока я не могла выходить за пределы квартиры. Он боялся, что моя собственная мать устроит слежку, или организует вновь похищение. Я стояла перед зеркалом в спальне и смотрела в отражение: что-то не так, и я это чувствую, словно ком в горле от непрошенных слез. До сих пор в голове не укладывается, что Диана — его напарница, может носить малыша от моего мужа. Срыв; и я бью по зеркалу кулаком. На нем мгновенно расползается паутинка. Никогда бы не подумала, что во мне столько сил, которых как раз гнев придает.
— Дрянь, — ругаюсь, продолжая наносить удары один за другим. Как будто так я мщу той женщине, которая украла мою мечту и моего любимого. Но больше всего я боюсь решения Лёни, что он предпримет, если все это окажется правдой. Держать возле себя не смогу, потому что ребенок ни в чем не виноват, но и отпустить просто так в руки той дряни не отдам, чтобы она осталась довольной своим результатом. Осколки посыпались на пол, а я стою с босыми ногами, наблюдаю за блеском лучей, отражающихся в каждом из них. Смотрю на свои кулаки — в крови от мелких порезов, но я не чувствую боль. Во мне кипит ярость и гнев. Находясь в психушке, не смела проявлять подобного поведения, а тут, словно тумблер отключили в голове. На шум вбегает Ирина. Перепуганная. Мгновенно уводит в сторону и осматривает раны.
— С ума сошла? — кричит на меня. Затем начинает трясти за плечи, приводя в чувства. — Оля!
— Да! — в ответ заорала, пряча лицо в ладонях. Кровь спускается дорожкой по локтям, словно мои кровавые слезы. — Да, — голос срывается до хрипа. — Сошла. Ровно тогда, когда оказалась в четырех стенах. Но я надеялась, держалась за призрачную ниточку, что меня здесь ждут.
— Успокойся, — подруга прижимает меня к себе. Конечно, я поделилась с ней всем, что узнала, и что со мной произошло за время отсутствия. Ирина ходила темнее тучи и даже сама порывалась нанести той сучки пламенный визит. — Леонид, конечно, наломал дров, Оль. — Поднимаю на нее взгляд, и в ее же вижу отражение своей боли. — Мужчины, что с них возьмешь. Тем более он был не в себе.
— Не оправдывай его, — отмахиваюсь, а сама вдруг рассмеялась. Ирина оправдывает мужчину, хотя сама всегда на них нападает, есть ли причина, или ее нет. — Умом я понимаю, Ир, что могло быть все что угодно, но вот сердцем, — прижимаю руку к груди, ощущая ладонью свой лихорадочный стук сердца. Качаю головой, — не могу, понимаешь, принять. А вдруг эта Диана не лукавит, что тогда? — Ощущаю волны страха, что мне придется сделать шаг назад и отпустить Лёню. Дать ему возможность самому принять решение, а какое оно будет… Черт! Готова снова взреветь.
— Она лукавит, — уверенно заявляет Ирина, и я вижу решимость в ее глазах. Я напряглась, и уставилась на подругу. — Не надо смотреть на меня так, — хохочет, — но, я тут пробила по своим каналам на счет этой суки. Она, оказывается бывшая жена Марка, прикинь? И у него свои счеты с ней.
— О, господи! — воскликнула, удивляясь. — Но, Зоя Степановна сказала, что она была просто его девушкой, — все еще не могу понять ход мыслей, и кто кому солгал. Ирина качает головой, усмехается.
— Не все так просто, — она встает, и затем уходит в ванную. — Вот, давай обработаю тебе твои раны, иначе Лёнька шкуру снимет с меня за недосмотр.
— Он совсем со мной не разговаривает, — жалуюсь. Ирина поднимает взгляд с сожалением и пониманием.
— А что ты ожидала, что он станет ползать перед тобой? — мы обе рассмеялись. Нет, мой муж никогда не станет ни перед кем на колени. Он будет до последнего стоять с прямой спиной, даже если ему станут наносить удары ножом.
