Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
— Давайте одевайтесь, — громыхнул за спиной Бонхэм и начал легко таскать баллоны и снаряжение, как будто они были невесомыми.
Грант еще раз заметил, что Бонхэм избегает обычных грамматических ошибок, когда инструктирует перед спуском. Сейчас он давал наставления, а Грант и Али слушали с готовностью неофитов. Сначала ласты, потом смочить резину на маске, надеть на лоб, затем резиновая рубашка, балластный пояс, подогнанный Бонхэмом точно по весу, наконец, баллоны через плечо и прикрепить плечевые ремни к паховому ремню, пристегнутому к балластному поясу. Грант сел (он подумал: как на электрический стул) и дал себя одеть, Сейчас шли наставления о том, как продуть уши и уравнять давление, когда они с Бонхэмом погрузятся, и о том, что на дне, у якоря, он должен снять маску и промыть. Грант должен был идти первым, проплыть до якорной цепи на глубину десять-двенадцать футов и ждать там Бонхэма. И вот наконец маска надета на глаза и нос, нагубник во рту, и он падает спиной вниз, на баллоны, лица и катер исчезают из вида, их заменяет ярко-голубое небо. Что он здесь делает? Потом над ним, ослепив, сомкнулась вода. Все еще придерживая маску обеими руками, как учили, чтобы ее не сорвало водой, Грант быстро перевернулся, но все равно ничего не увидел. Сейчас он лежал на поверхности. Масса воздушных пузырьков, образованных при падении, поднималась вокруг него, ослепляя его больше, чем проливной дождь на воздухе. Он с опасением прождал целую вечность, а на самом деле — несколько секунд. Затем чудесным образом все прояснилось, пузырьки исчезли, и он мог видеть. Видеть так же хорошо, как на земле. Может быть, даже лучше. Из-за врожденной близорукости все казалось ближе. Так и должно быть. Закон Снелла. О, он изучал книги, годами изучал. Но это другое. Под ним желтые и коричневые клочья были теперь ясно различимыми полями желтых и коричневых кораллов, но среди них, незаметные с катера, были клочки почти всех цветов и всех мыслимых цветовых сочетаний. Дух захватывало. И, насколько он мог судить, ничего опасного не было заметно.
Осторожно, как бы ощупью, Грант впервые позволил себе слегка выдохнуть и чуть-чуть вдохнуть. Господи, идет! Он ощутил волнение поверхности моря, перекатывание волн по спине, хлопанье воды по баллонам. Напрягшись, он нырнул туда, где, как говорил Бонхэм, не; волнения, и медленно поплыл вдоль большой тени катера к наклонной якорной цепи. В странной тишине он слышал необычные хлопки и скрипы. При каждом вдохе регулятор позади шеи мрачно пел и гудел, а при каждом выдохе он слышал шум пузырьков, вырывающихся из него. Все проблемы, все планы, все заботы, «любовница», ее муж, новая девушка, новая пьеса, иногда и самосознание, казалось, вымывались из мозга интенсивностью нового ощущения и новым миром, раскрывающимся перед ним.
У якорной цепи, когда он сумел неловко ее захватить, он потянулся вглубь, перебирая руками, пока не ощутил настоящей боли в ушах и тогда остановился. Как и учил Бонхэм, он вставил большой и указательный палец в отверстия на дне маски, зажал нос и подул. Одно ухо открылось сразу, громко пискнув при этом, но он вынужден был предпринять три попытки, пока не открылось полностью второе ухо. Тогда он потянулся чуть глубже, ощущая, как повышается давление, и снова остановился. Захватив цепь ногами, он вгляделся в наручные подводные часы, проданные ему Бонхэмом, и установил наружный диск нулевой точкой над минутной стрелкой. Затем он вгляделся в огромный красивый глубиномер, который ему продал тот же Бонхэм, и увидел, что он на глубине восемнадцати футов. На правой руке, на большом автоматическом показателе давления, тоже проданном Бонхэмом, все еще был ноль. Измеряющая азот игла даже не сдвинулась. Так он и висел, перебирая ногами, схватив цепь рукой и оглядываясь. Если бы его сейчас увидели Марти Гейбл и Герман Левин! Нервозность ушла, и он ощущал осторожный восторг.
От правого и левого коралловых холмов сорока и пятидесяти футов высотой расходились горы поменьше, исчезая в сине-зеленой мгле. Прямо под ним, у подножия, чистое белое море девственного песка мягко лилось в сторону глубокой воды. Между коралловыми холмами он видел проливы-глетчеры, реки из песка, которые вытекали в обширные песчаные поля. В этих проливах множество ярко окрашенных рыб тыкались носами в отверстия в кораллах и плавно перестраивались. Благодаря грудным плавникам они походили на маленькие лодки с веслами. Никто из них не волновался из-за соседства других рыбешек, и Грант еще больше расслабился.
Потом в углу маски, которая, как шоры у лошади, ограничивала поле зрения, мелькнуло что-то серебристое. Повернув голову, он сквозь стекло увидел барракуду, которая казалась не менее четырех футов длиной. Она была примерно в двадцати футах от него. Рыба медленно исчезла из поля зрения, и Гранту пришлось снова развернуться. Так продолжалось до тех пор, пока Грант не сообразил, что барракуда кружит вокруг него. Глядя на него одним большим глазом, она регулярно открывала и закрывала огромный рот, обнажая кинжальные зубы, как будто разминала челюсти, готовясь укусить Гранта. Так она дышала, он это знал, конечно, но все равно утешало это мало. Грант читал, что в подобных случаях вы должны поплыть прямо на нее, будто вы сами хотите напасть на нее, тогда рыба развернется и умчится, но он не ощущал в себе желания испробовать этот способ. Да он и не должен был покидать якорную цепь. С другой стороны, он чувствовал, что не может вот так вот просто наблюдать, отдавая рыбе инициативу. Пока он решал, делать ли что-нибудь, а если делать, то что, в поле зрения вплыла другая фигура, еще более усложнившая положение, пока Грант не сообразил, кто это.
Это был Бонхэм. Он выглядел каким-то пришельцем из другого мира, кем он в некотором роде и был, и под наклоном плыл за барракудой, лениво перебирая ластами. В левой руке он тянул ящик с камерой, в вытянутой вперед правой руке было четырехфунтовое подводное ружье. В зелено-голубой воде он был невесомым и красивым. Грант все бы отдал, чтобы походить на него. Когда он приблизился, то перестал бить ногами, странно сгорбил плечи, как бы желая потяжелеть, и начал опускаться. Как раз в этот момент, когда Грант увидел, как его вытянутая вперед рука напряглась, чтобы нажать на спусковой крючок, барракуда сильно махнула хвостом и просто исчезла. Она не ушла, не уплыла, ее просто не стало ни здесь, ни где-либо в пределах видимости, так что и не поверишь, если сам не видел. Бонхэм поискал ее, пожал плечами и подплыл к цепи.
Под водой Бонхэм был очень внимателен. Он заботливо осмотрел Гранта, развернул его и изучил акваланг, потом, яростно перебирая руками, поплыл по цепи вниз, ко дну. Грант пошел за ним, нервозность вернулась. Дважды он вынужден был останавливаться, чтобы продуть уши, и неожиданно сообразил, что Бонхэм вообще этого не делал. На дне он, как какой-то огромный спокойный Будда с большим животом, уселся на песке, скрестив ноги и держась за верхнюю часть маски. Он показал Гранту, чтобы тот сделал то же самое, и встал.
