Люби меня навсегда - Саша Шу
И тут сразу же, как только затихает последний отзвук песни Эдит Пиаф, Мими сбрасывает с себя свою гигантскую шаль, в которую куталась весь первый номер, и предстаёт перед нами в телесного цвета комбинезоне, переливающимся золотыми блёстками. Звучат звуки песни Zaz Je veux, задорные и ритмичные, и Мими срывается с места в таком зажигательном танце, что зрители, не удержавшись, вскакивают со своих мест, кто-то начинает аплодировать, пританцовывать, свистеть, пока чёрная гигантская кошка на сцене так пластично и эротично двигается под музыку, что ни у кого не остаётся ни малейшего сомнения в этом зале, что это и есть сама жизнь и чистый секс. Я смотрю с открытым ртом на это сногсшибательное представление, и у меня из головы один за другим вылетают все стереотипы и прежние представления о том, что красиво, пластично и эстетично. Мими, словно невесомую пушинку, передвигает своё огромное тело по сцене, прыгая на высоченных шпильках так легко и непринуждённо, как, пожалуй, я бы не смогла и в кроссовках. Чёрная богиня танцует, её волосы развеваются, и мне самой хочется уткнуться и раствориться в её необъятном прекрасном теле, в котором, кажется, её внушительная корма плавно покачивается и живёт сама по себе, восхищая своей завораживающей пластикой и красотой.
– Ну как, стоило ради такого уйти пораньше из оперы? – с усмешкой спрашивает меня Рома, и я только могу молча кивнуть в ответ.
Время переваливает далеко за полночь, на сцене уже танцуют какие-то обычные статистки в перьях, развлекая не желающую расходиться публику. Наш столик обрастает новыми посетителями: здесь и Амели, и ещё несколько их одногруппников со времён школы искусств. Все возбуждённо разговаривают ни о чём, выпивают и вспоминают свои студенческие годы. Я хоть и сижу немного в стороне, но не чувствую себя чужой: я ведь наконец-то в своей тарелке. С людьми моего круга. Мне близки и понятные их темы про живопись, современное искусство и дизайн, я ведь тоже не зря училась целых пять лет на факультете искусствоведения, чтобы понимать творческих людей, которых зачастую понять крайне сложно. И мне не дают почувствовать себя здесь чужой, наполняя вовремя бокал и пододвигая поближе сырную тарелку. Вот и Мими, наконец-то закончив общаться со всеми своими многочисленными поклонниками и переодевшись в более удобный, но не менее эпатажный наряд, присаживается в нам за столик, и теперь в компании становится ещё веселее.
– А ты в курсе, Полин, что уже на первом курсе наш Рома представил на ежегодный смотр студенческих работа портрет Мими? – чтобы поддержать разговор, спрашивает меня Серж. – И она заняла первое место! Тебе ведь за неё предлагали какие-то безумные деньги, помнишь? – уже обращается он к Роме. – Где она сейчас, кстати?
– Ты разве не помнишь, Серж? – делает ему знаки глазами Амели, и я не понимаю, в чём здесь интрига. – Эту картину невозможно было продать.
– Невозможно? Почему? Всё продаётся! – легкомысленно поднимает свой бокал Серж, но, взглянув на свою подругу, которая уже чуть ли не шипит на него, вспоминает: – Ах, точно, я и забыл… Прости.
– Тебе не что извиняться, – отвечает ему Элвис, но лёгкая тень ночным крылом касается его лица.
– Да, если бы не эти обстоятельства, Рома был бы самым успешным и продаваемым художником среди всех нас, – продолжает Серж, уже забыв, видимо, за что он извинялся одну секунду назад.
– А давайте лучше выпьем, – перебивает его Амели. – Полин, расскажи, как вы познакомились? Ты тоже работаешь в сфере искусства?
И тут я уже пытаюсь изобразить хорошую мину при плохой игре:
– Да, я пришла на его перфоманс… – пытаюсь я придумать подходящие слова.
– О, перфоманс! Как здорово! – подхватывает сидящий рядом Николя. – Обожаю перфомансы в современном искусстве! Считаю, что без них бы оно умерло, ведь весь смысл того, что мы делаем, в идее. А ты как считаешь, Полин?
– О, я тоже, – делаю я небольшой глоток вина, с улыбкой посматривая на Рому.
– О-ля-ля, ну так расскажите скорее, что именно это было за представление! – не сдаётся восторженный Серж, как вдруг над всеми нами раздаётся мелодичный женский голос, и мы все, как один, оборачиваемся на него: как будто прозвенел колокольчик на входной двери.
– Salut, les gars! (фр. «Привет, ребята!» – перевод автора) – и из темноты проявляется утончённое бледное лицо с аккуратным аристократическим носиком, высокими скулами и в меру пухлыми губами. Словно она сошла с портрета Буше.
– Не могла пропустить вашу встречу, – продолжает она, окидывая взглядом мгновенно притихшую компанию, и я замечаю, как едва заметным огоньком вспыхивают её глаза, когда она останавливается на Элвисе.
– О, Жули, вот ты и пришла! – простодушно улыбается Серж, и все смотрят на него, догадавшись, кто именно решил позвать её сегодня.
– Полин, – протягиваю я руку для рукопожатия. И что-то мне подсказывает, что с этой женщиной я не буду расцеловываться.
– Юля, очень приятно, – отвечает она мне на русском. – О вас весь город говорит, как мило познакомиться с вами. Только приехали, а уже на обложках и во всех соцсетях, – вежливо улыбаясь и удостаивая меня ледяным взглядом, приветствует она меня. И с видом герцогини, приглашённой на званый вечер к королеве, не меньше, усаживается на услужливо подставленный стул прибежавшим метрдотелем.
Вся компания, кроме милого Сержа, который не замечает возникшего в воздухе напряжения, притихает, а эта чёртова Юля ведёт себя как потомственная аристократка, и даже я начинаю чувствовать себя по сравнению с ней какой-то крестьянкой в своём роскошном платье. Вся она – воплощённая элегантность. Чёрное маленькое платье, элегантные туфли и сдержанный макияж делают её похожей на чёртову Одри Хепберн или Грейс Келли. Я не удивляюсь, если она сейчас достанет из складок своей одежды километровый мундштук и царственно закурит. Но она лишь тепло улыбается всей
