Янтарные бусы - Алёна Берндт
– Только должен вас предупредить, – сказал ей Фирсов, вручая адрес, – Белецкий человек своеобразный… подход к нему нужен. Сложный характер у него, что уж скрывать. Надеюсь, что Ваши приветливость и терпение вам помогут. Поверьте, оно того стоит, Владимир – человек очень талантливый. А еще он очень внимательно относится к пожеланиям, не как многие художники – я так вижу, потому творю, что хочу. А Белецкий… ему важно изобразить то, о чем вы сами думаете, когда договариваетесь с ним. Вот он у нас на входе во второй этаж писал море и парусник. Я себе так и представлял, чтобы пена на волнах, и паруса немного будто мокрые… Пойдете назад – обратите внимание, все так и нарисовал! Удивительный человек! Ну, а если не сложится с Белецким, то приходите снова, я попробую договориться с ассоциацией художников. Но это тяжело, сразу вам скажу, почти невозможно. Неохотно на такие заказы они едут, все же творцы… Оформителя трудно найти. Уж я с этим не впервой столкнулся за свою жизнь.
На выходе Люба остановилась возле стены, на которой был изображен парусник… Так и почудились ей плеск волн и крики чаек вдалеке, где виднелись каменистый утес и маяк. И как плещутся на ветру намокшие от брызг паруса… Да, Фирсов был прав, какой бы скверный нрав ни имел художник, талант у него был незаурядный.
Так как Борисов отбыл в командировку, Люба и Саша решили, что к художнику они пойдут вместе, в свой ближайший выходной, чтобы заручиться его согласием, а уже потом, по приезде Борисова из командировки, доложить начальству, что работы можно начинать.
В субботу у Саши был выходной, а Люба как раз сменилась с ночного дежурства и сразу же побежала за Сашей. Тем более что это было как раз по пути к старому дому Самойловых, где теперь и жил их внук Владимир Белецкий.
– Любаша, как хорошо, что ты пришла! – Саша встретила подругу на крыльце. – Слушай, давай в другой раз сходим, у меня Мишутка приболел, всю ночь не спали, температура была высокая. Сейчас вот сбила немного, спит. Горло красное, говорит – глотать больно. Так неловко, подвела я тебя…
– Привет, Саша. Ну что ты, здоровье ребенка намного важнее. Тебе, может быть, помощь нужна? Жаропонижающее есть?
– Да, спасибо, все есть. Сейчас вот приготовлю полоскание, будем лечиться. Давай после обеда к художнику этому сходим, когда мама моя придет с работы, я ее попрошу остаться с Мишкой. А муж только вечером вернется.
– Не беспокойся ни о чем! – заверила Сашу Люба. – Лечи сына, если вдруг нужна будет помощь, сообщай. А к художнику я сама схожу, что особенного – только поговорить, спросить, может, он и не согласится. Так что ты, пожалуйста, не волнуйся, и сама тоже ляг поспи, пока Миша заснул, вон какие у тебя глаза красные от бессонной ночи.
Поговорив с Сашей, Люба потеплее закуталась в воротник пальто, морозец сегодня крепчал, небо было ясным, значит, к ночи похолодает еще сильнее. Люба не хотела откладывать все в долгий ящик, и так эта эпопея с детским отделением затянулась уже надолго и все никак не может воплотиться в жизнь. Поэтому она зашагала к бревенчатому дому, который расположился у старой часовни на краю села, в очень живописном месте у большого пруда. Люба шла по тропинке и невольно залюбовалась открывшимся ей пейзажем: старый пруд замерз, лед был чистым и прозрачным, от этого сверкал и переливался на солнце. Окружающие пруд ивы мороз разодел в искристые наряды, и их ветви, покрытые пушистым инеем, свисали до земли и склонялись к пруду.
«Картина, достойная кисти художника», – подумала Люба и зашагала быстрее. Двор дома номер пятнадцать был расчищен, снег аккуратной горкой лежал у забора, а из печной трубы поднимался дымок, вверх, к небу, предвещая мороз. Оглядевшись, нет ли где собаки, Люба вошла в калитку.
Она постучала в дверь и в ответ на стук в глубине дома послышались шаги, дверь отворилась, и перед Любой предстал не кто иной, как тот самый мужчина, которого она тогда чуть не сшибла с ног в коридоре больницы, да еще и неудачно «поцеловала» в подбородок своей новой помадой…
– Здравствуйте, вы ко мне? – поинтересовался хозяин дома, чуть поежившись от холода, забравшегося под накинутую на тонкую рубаху фуфайку. – Чем могу быть полезен?
Люба растерялась: она представляла себе художника немного по-другому… наверное, постарше и непременно с аккуратной бородкой и тонкими художественными пальцами. Перед ней стоял крепкий мужчина, руки его были руками рабочего, никакой бородки не было и в помине, был он гладко выбрит и коротко, по-армейски пострижен.
– Я… здравствуйте! Простите за неожиданный визит, – начала Люба немного недоверчиво. – Вы – Владимир Белецкий? Художник?
– А что? Не похож? – усмехнулся хозяин дома. – Да, я Белецкий. А вас… я, кажется, где-то видел. Давайте-ка пройдем в тепло, не располагает сегодня погода к беседам на свежем воздухе.
Глава 28
Люба вошла в дом вслед за хозяином и все никак не могла оправиться от смущения. Стоит ли напоминать ему, что это именно она была тогда, или пусть будет лучше так, что он позабыл о той встрече…
– Давайте ваше пальто и присаживайтесь. Простите за беспорядок, гости у меня бывают нечасто, а сегодня я и вовсе никого не ждал, – хозяин дома убрал со стола карандашные наброски.
Вообще никакого беспорядка Люба не заметила, даже наоборот, удивилась тому, что в доме чистота и порядок. Еще она увидела на стареньком комоде лекарства на небольшом подносе – микстура в аптечном пузырьке и таблетки в коробках. Профессия сказалась, и она хотела было рассмотреть, что же это за лекарства, но вовремя спохватилась и отвела взгляд. В конце концов, она здесь по другому делу и не нужно совать нос в чужие дела.
– Ну, я вас слушаю. Мое имя вам известно, позвольте узнать, как вас зовут?
– Меня зовут Люба Красавина, я работаю в местной больнице. Сейчас тружусь в детском отделении, и мы с моими коллегами хотим сделать его еще более уютным для наших маленьких пациентов. Главный наш врач,
