Янтарные бусы - Алёна Берндт
Глава 27
После отъезда комиссии некоторые особенно любопытные нет-нет да и задавали Любе вопрос про Сергея. Видимо, местные сплетни, щедро приукрашенные фантазиями рассказчиц, превратили дружеские прогулки Любы и Сергея в бурный роман. Но вскоре слухи поутихли, потому что появились какие-то новые поводы для пересудов, так что про Любу местные кумушки благополучно позабыли.
А Люба… Люба ощутила такую пустоту после его отъезда. Не сказать, чтобы она сильно привязалась или полюбила Сергея, нет… Просто его присутствие помогало ей позабыть о прошлом и с какой-то надеждой смотреть в будущее. Ведь сам же Сергей пережил расставание с женой, развод и разлуку с дочкой. Значит, когда-то и Люба забудет все, что осталось в прошлом.
К началу зимы, когда немного пошли на спад осенние простуды у пациентов и работы стало поменьше, Борисов вернулся к идее расписать сказками детское отделение и позвал в кабинет Любу и старшую медсестру детского отделения Сашу Марченко.
– Ну что, красавицы мои, давайте-ка мы с вами заново обговорим вашу задумку. Я уже туда, – Борисов поднял вверх указательный палец, – нахвастался, какие у меня инициативные сотрудники есть и что они придумали, так что пора все воплощать в жизнь. Что скажете, какие есть идеи, где нам взять художника?
– У меня есть знакомая, она обещала поспособствовать, – ответила Люба. – Но я пока с ней не связывалась, не до этого было. Так вот у нее есть вроде бы знакомый художник, живущий где-то в наших краях. Если еще живет здесь. Конечно, всякое же может быть, вдруг уехал.
– Я могу только как вдохновитель поучаствовать, – усмехнулась Саша. – Ну, и еще как подсобный рабочий – унести, принести краски, кисти помыть. Потому что у меня нет ни одного знакомого художника.
– Ну, давайте попробуем. Люба, свяжись со своими знакомыми, может быть, помогут нам найти кого нужно. А если нет, там и будем думать, что дальше делать.
Получив указания от главврача, девушки вышли в коридор и еще минут пятнадцать обсуждали, что и где в их первоначальной идее нужно изменить, а потом разошлись по своим делам. Люба вернулась в кабинет, закончила немногочисленный на сегодня прием, посмотрела журнал вызовов и обрадовалась, что там нет ни одной записи.
Выглянув в коридор и убедившись, что никто не ожидает приема, она достала из сумочки свою записную книжку и нашла в ней рабочий номер Маши. От Машиного голоса, радостно зазвеневшего в трубке, на Любу нахлынули приятные воспоминания, запахло морем и показалось, будто где-то зашумел прибой. Девушки наперебой рассказывали друг другу новости о себе и сетовали, что занятость не позволяет им держать связи почаще.
– Так тебе и ехать никуда не придется, – сообщила Маша, когда Люба спросила у подруги о художнике. – Я же тебе рассказывала, ты что, забыла? Его Владимир зовут, Владимир Белецкий. Его мама была родом из Богородского, и теперь он живет иногда в доме, доставшемся ему от родителей матери. Я, к сожалению, точный адрес тебе не смогу назвать, сама я у него никогда там не была. Валера с ним водит знакомство и знает его родителей, они росли в одном дворе, вечером я у него спрошу. Вообще-то Белецкий в городе живет, но, насколько я знаю, последний год он в деревне, что-то со здоровьем.
– Я думаю, что в нашем Доме культуры должны знать его адрес, не такое у нас большое село, а уж приезжего художника, знаменитость, думаю, там точно знают!
– Если не найдешь, то звони мне снова, я попрошу Валеру, он свяжется с родителями Володи и объяснит суть дела. Отыщем вам художника!
Девушки еще поболтали о своих делах, и Люба узнала прекрасную новость, что Маша вернулась из санатория, так сказать, не одна, и теперь они ждут прибавления в семье. Маша настойчиво приглашала Любу навестить их в Красногорске, она и сама приехала бы повидать подругу, но уж очень непросто ей даются поездки в теперешнем положении.
Отпросившись вечером чуть раньше, Люба не стала откладывать дело в долгий ящик и отправилась в Дом культуры. Можно было, конечно, просто позвонить Геннадию Анатольевичу Фирсову, заведующему Домом культуры, и расспросить его, но Люба хотела еще раз посмотреть работы художника. Все село уже знало, что второй этаж нового клуба, как называли его в народе, украшен работами Белецкого.
Погода была приятная и тихая, снег медленно опускался на землю, потеплее укрывая ее к наступлению настоящих морозов, и Люба не могла оторвать взгляд от волшебного снежного танца в свете уличных фонарей. Жалко, что зимой так рано темнеет, думала она, наверное, днем, когда неяркое солнышко пробивается сквозь снежные тучи, вся эта красота переливается и сверкает. Все же повезло людям, умеющим передать эту красоту, кому дан талант.
Фирсов громко распекал кого-то у себя в кабинете, и это было слышно на весь коридор через приоткрытую дверь. Люба решила подождать окончания разговора, осторожно прикрыла дверь в кабинет, а сама уселась на один из стоящих у стены новеньких стульев.
– Э… вы что же, ко мне? – Фирсов вышел из кабинета и с удивлением воззрился на сидящую на стуле девушку. – Так что же не вошли? Я же по телефону говорил!
– Здравствуйте, Геннадий Анатольевич, да, я к вам, – Люба поднялась со стула. – А я думала, что у вас уже есть посетитель, потому и не стала стучать.
– Проходите, милая девушка, и не обессудьте – не могу я вашего имени вспомнить, наверное – годы… – Фирсов потер лоб рукой. – Я в городе нам новое кинооборудование выбивал, устал, сил нет.
– Я к вам по делу, от Борисова. Любовью меня зовут, и вы меня не можете помнить, неудивительно, давненько у нас вы не были. А вот я помню, как вы у нас лечились.
– А, так вы доктор! Приятно, приятно познакомиться, Любаша, уж позвольте старику небольшую слабость – так вас называть. И что же привело вас ко мне, что за поручение дал вам мой старинный друг Аркадий Степанович?
Люба объяснила всю суть причины ее появления, и уже через четверть часа вышла из Дома культуры с написанным на листочке адресом Владимира Белецкого. Впрочем, в бумажке
