Энтон Дисклофани - Наездницы

Я все равно побежала, чтобы выскочить из конюшни на противоположном ее конце. Но, несмотря на то что я могла потягаться с Джорджи в скорости (для девочки я была очень быстрой), у него было преимущество – он находился снаружи.

– Я же сказал тебе, что не хочу бегать, – сказал он, встречая меня у выхода.

Я развернулась, надеясь убежать, но было слишком поздно. Он схватил меня за платье, и мне пришлось остановиться. Я ожидала, что он меня отпустит и начнет искать Сэма, но он потянул меня к себе.

– Что я тебе говорил?

Я подняла глаза. Это было не по правилам.

– Иди за Сэмом, – буркнула я.

– Я сказал тебе, чтобы ты не пыталась убежать.

Джорджи положил обе руки мне на плечи и прижал меня к стене. Я слышала, как Саси ритмично жует сено.

Я расслабилась. Джорджи стоял так близко, что я видела редкую светлую щетину над его верхней губой. Я не знала, что он уже бреется.

– Ты плохо поступила, Теа, – произнес он и улыбнулся.

Я тоже улыбнулась, а Джорджи тут же исчез – отправился искать Сэма.

Я не находила себе места. Улегшись спать одновременно с Сэмом и Джорджи, я долго слушала, как они разговаривают за стеной. Потом наступила тишина, но я все еще не спала. Я ощущала прикосновения к своей груди ночной сорочки, свои набухшие соски и гладкую, гладкую кожу.

Обычно я лежала в постели, пока меня не смаривал сон. Но сегодня мне хотелось на воздух. Я постояла у двери комнаты мальчиков, прислушиваясь к их похрапыванию. Они спали.

Застекленные двери, отделявшие гостиную от лестничной площадки, были очень хрупкими – сплошное стекло и тонкие медные переплеты, но я умела отворять их бесшумно. Рождественская ель вздымалась к потолку. Нам даже пришлось срезать верхушку, чтобы поместить туда ангела – безликого и безволосого, окутанного золотой сияющей накидкой. Кузен Иделлы каждый год привозил нам ель. Я плотнее укуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь.

Каждый раз, когда мне случается увидеть рождественскую ель, украшенную плохо сочетающимися друг с другом игрушками, меня охватывает ощущение неловкости. Мамина ель всегда была прекрасна. Ее украшали лиловые и красные стеклянные шары. Они были выдуты вручную и поэтому имели слегка неправильную форму. На каждом из них было видно место, где стеклодув запечатал шар из горячего стекла. Эти шары были такими тонкими, что казались жидкими, когда ель была освещена.

Чтобы осветить ее, мама использовала свечи, десятки свечей в специальных стеклянных подсвечниках. Это было опасно, но прекрасно. Тогда уже вошли в моду электрические огни. Они были разноцветными – красными, синими, оранжевыми и зелеными, но мама ненавидела это разноцветье, считая его вульгарным.

Кто-то вышел на площадку, а затем начал спускаться по лестнице. Скрипнула седьмая ступенька, и я поняла, что это Джорджи. Мы все знали об этой ступеньке и переступали через нее, чтобы не шуметь.

– Тс-с! – прошептала я, когда он открыл дверь.

Но он зацепился бедром за острый язычок замка. Я резко втянула ртом воздух. Дверь задрожала, издав знакомый дребезжащий звук, который не мог не разбудить маму. Если бы она нас застала, то решила бы, что я веду себя плохо. И было бы бесполезно оправдываться, твердить, что я не сделала ничего дурного, что Джорджи спустился вслед за мной. Она мне все равно не поверила бы. Глядя на Джорджи, который прошел мимо меня, направляясь к входной двери, я это понимала совершенно отчетливо. Сначала я пришла в ужас, а затем разозлилась на своего кузена.

– Остановись! – зашипела я, но Джорджи уже сделал шаг наружу.

Он оглянулся и поманил меня за собой. Я бросилась к двери. Я должна была успеть к ней до того, как она громко закроется за Джорджи.

– Что ты делаешь? – прошептала я, осторожно прикрывая за собой дверь.

– Смотрю на луну, – совершенно спокойно ответил он.

– Смотри на нее из окна.

Он пожал плечами и обернулся ко мне.

– Не хочу.

Его голос звучал сонно. Когда он посмотрел на меня, его взгляд показался мне рассеянным и расфокусированным.

Я взглянула на луну, полную и яркую.

– Ты долго собираешься здесь стоять? – спросила я.

– А что?

– Мне холодно.

– Ты меня разбудила, – сказал он.

В этот свой приезд он постоянно был в плохом настроении и много времени проводил в комнате Сэма в полном одиночестве. Он говорил, что читает, но я знала, что Джорджи не любит читать.

– Как я тебя разбудила? Я прошла очень тихо.

– Теа, я всегда знаю, где ты, – сказал он.

– Только Бог знает, где я, – мягко возразила я.

– Он и сейчас нас видит? – так же мягко спросил Джорджи.

Он сделал шаг ко мне. Еще один. И вот уже его лицо всего в дюйме от моего, и я ощущаю его густое молочное дыхание.

– Конечно, – ответила я, хотя уже забыла, о чем мы говорили.

Он коснулся моих волос, затем его рука легла мне на шею.

Мы смотрели друг на друга. Одеяло сползло с моих плеч, мне было холодно в одной сорочке. Я широко раскрыла глаза, так как веки сами опускались. Лицо Джорджи опухло от сна, и его черты казались совсем детскими. И он выглядел таким милым! За время отсутствия тети Кэрри его волосы стали еще длиннее. Сейчас они падали ему на глаза, из-за чего он выглядел в равной мере беспутным и застенчивым.

Он приблизил свое лицо к моему и поцеловал меня в губы. Потом он коснулся пальцами моей щеки и поцеловал меня еще раз, на этот раз раздвинув мои губы своими.

Я понимала, что мы целуемся, но я никогда не видела, чтобы кто-то так целовался. При нас папа целовал маму в щеку. Люди в моих книжках целовались, но такое там не описывалось. Проникший в мой рот язык Джорджи был таким теплым, и это было одновременно странно и чудесно, и удовольствие как будто крылось именно в непривычности.

В моем доме удовольствие никогда не связывалось с чувством вины. А то, что я ощущала сейчас, – напоминающий живое существо язык Джорджи у меня во рту, его знакомое чуть ли не с рождения лицо так близко, как никогда раньше, – все это было истинным наслаждением.

Глава десятая

Дочери Холмсов ожидали меня у двери моего домика.

– Привет, – почти хором произнесли они и завладели моими руками.

Реверансы делать они перестали после первой недели нашего общения. Вместе с ними возле домика стоял мистер Холмс. Сунув руки в карманы, он с веселым видом наблюдал за девочками. Я улыбнулась ему, и он наклонил голову в знак приветствия. Я не разговаривала с ним уже несколько недель, прошедших после Дня благодарения.

Я замечала, как косятся на нас другие девочки. Теа Атвелл с дочками Холмсов и мистером Холмсом впридачу.

Пока мы шли, ему то и дело махали девочки, с которыми я ни разу не общалась: Роберта, Лора Боннелл, Хэтти. Мистер Холмс отвечал им кивками, продолжая держать руки в карманах.