К востоку от Евы - Ида Мартин
Работы я не боялся и иллюзий о том, что добиться желаемого можно без усилий, не питал. Потому старался изо всех сил. Ни о чем постороннем не думал, со скрупулезной тщательностью выполняя все, что от меня требовалось, не суетился, но действовал быстро, четко, серьезно и собранно, не отвлекаясь на разговоры других помощников и официантов, обсуждающих прием, гостей и хохочущих над каждой шуткой Туши, который, в свою очередь, мои рвение и добросовестность оценил, время от времени похлопывая по спине и приговаривая «хороший мальчик». А когда в три ночи все закончилось и все переодевались в хозяйственной комнате в свою одежду, даже пожал мне руку и сказал: «Далеко пойдешь, коллега», отчего я испытал прилив искренней детской радости и ответил, что это мой первый опыт подобного рода и что я многому научился. Туша одобрительно помычал и пообещал после колледжа взять меня к себе на стажировку.
На обратном пути все спали, а я, накрыв рукой привалившуюся ко мне Инну, никак не мог расслабиться – перед глазами все еще плясали хороводы морковок, огурцов и редисок.
В Москву вернулись в половине пятого. Выгрузились из микроавтобуса возле офиса, многие пересели на свои машины, кто-то вызвал такси, а за Инной отец прислал водителя. Она предложила подвезти меня до дома, но я отказался. Слишком уж много она для меня делала, а ответить мне было нечем.
Потому я стал единственным, кто воспользовался возможностью дождаться открытия метро в приемной кейтеринговой компании, куда ночной охранник пустил меня нехотя, но показал, где налить кофе, и даже выдал пульт от телевизора. Я благополучно задремал, проснувшись от оживленных голосов и смеха только утром. Сотрудники компании ходили мимо, наливали кофе, разговаривали. Начинался рабочий день. На меня никто не обращал внимания, не будил и не выгонял.
Прихватив на кухне стакан крепкого дымящегося кофе, я медленно выполз на улицу.
Шея затекла, мышцы одеревенели, физически я чувствовал себя усталым и помятым, но на душе было спокойно, тепло и, пожалуй, радостно. Такая беспричинная утренняя радость – словно предвкушение чего-то очень хорошего.
С недавнего времени я знал, что это чувство вызывает дофамин. Кому-то для того, чтобы его получить, требовались стимуляторы, кому-то – всякие мероприятия и игры, а я ощутил его действие лишь от того, что светило морозное солнце, искрился свежевыпавший снег, блестели ледяные узоры на витринах, по шоссе мчались подхваченные энергичным ритмом начинающегося дня машины, прохожие спешили по своим делам, вчера повар Туша назвал меня «коллегой», а в телефоне висело сообщение от Наташи: «Скучаю».
Глава 22
– Пойдешь с нами в бар тусить? – с ходу выпалил Саня. – В шесть часов на «Бауманской» встречаемся.
– С кем это с вами? – Вернувшись домой, я проспал до трех дня и едва соображал.
– Ну, с нашими, «дофаминовскими»: Алик, Стас, девчонки обещали подтянуться. У Алика вроде день рождения. Он неожиданно всех позвал.
– Нет, спасибо. У меня дела. – Никакие тусовки не могли соблазнить меня настолько, чтобы отказаться от очередной поездки к Наташе.
– Ладно. Жаль. Передумаешь – приезжай. Кстати, как там с Евой? Новостей нет?
Я совсем забыл, что Саня не в курсе ее возвращения.
– Ну так, – ответил я неопределенно.
– Короче, откладывай дела! Буду тебя ждать, – безапелляционно объявил Саня и попрощался.
Наташа прислала фотографии с позавчерашнего вечера: я на кухне пытаюсь жонглировать апельсинами, Ева рисует мне шоколадные усы, я капаю воском себе на руку, Ева душит меня за то, что я забросил виноградину в вырез ее платья; мы с ней танцуем макарену, мы танцуем что-то медленное, и вид у меня глупо-влюбленный, а Ева хохочет; я на четвереньках, ищу ее упавшую сережку, и еще фотографий десять до той, где я сплю в кресле.
В моем телефоне намного больше снимков: Ева, Наташа, Наташа и Ева, Ева и Наташа. После ужина я фотографировал их без остановки. Танцующих, меняющих наряды, смеющихся и дурачащихся.
Я собирался сразу отправить их все Наташе, но залип, разглядывая, и очнулся только через полчаса, когда от Наташи пришло новое сообщение: «Сегодня не приезжай».
Как так?! Я подскочил. Мне уже давно стоило одеться и выходить, но я, разленившись и разомлев, все еще валялся в кровати.
Я немедленно перезвонил ей:
– Почему не приезжать?
– Ева не хочет.
– Как? Почему? Что я сделал не так?
– Не волнуйся, дело не в тебе. У нее болит голова и очень грустное настроение.
– Я приеду и развеселю ее!
– Не стоит. Нам всем нужно отдохнуть. – Наташин голос звучал печально.
– Тогда я приеду к тебе!
– Сегодня не нужно.
– Можешь объяснить, что случилось?
– Давай потом?
– Нет. Сейчас! Пожалуйста.
– Мы говорили о том, что ей вот-вот придется уехать. – Наташа понизила голос. – Она сама подняла эту тему. И нам обеим плохо из-за того, что скоро все закончится.
– Ничего не закончится! Будем встречаться в другом месте. Делов-то. Вы такие смешные, как будто ехать на край света.
– Ева получит паспорт и уедет из Москвы насовсем. Может, даже из России.
Я похолодел:
– Да нет же! Я уговорю ее этого не делать. Она найдет работу, и я буду работать, придумаем что-нибудь.
– Ты так говоришь, будто собрался на ней жениться.
– Нет. Но…
– Ты забываешь, что у нее проблемы с семьей. И она никак не сможет остаться.
– Глупости!
– Ян… Ян. – Мне показалось, что ее голос дрогнул. – Просто не нужно сегодня приезжать. Ева говорит, что это естественный дофаминовый откат. Когда бывает очень хорошо, потом наступает период внезапного ухудшения настроения, потому что дофамин резко падает, чтобы восстановить свой естественный баланс.
– Ладно, – сдался я. – Но завтра вы от меня не отделаетесь.
– Скоро мне можно будет выходить на улицу, – неожиданно сказала она.
– Это здорово! – искренне обрадовался я, но не удержался от шутки: – Пойдем на горку?
– Да-да! Обязательно на горку! – Наташа рассмеялась, а я должен был сказать еще что-нибудь, но почему-то не мог.
– До завтра? – неуверенно произнесла она.
– Я сейчас пришлю фотографии.
– Хорошо.
Мы снова помолчали, словно все равно осталась некая недосказанность, хотя я никак не мог уловить, в чем она заключается.
– Посидишь в гостиной? – в комнату заглянул Митя.
– А родители где?
– Вообще-то, на работе. Сегодня восьмое число.
– Хорошо. – Я прикрыл глаза, и внутри меня снова зашевелилось что-то незнакомое и необъяснимое.
Возможно, так я
