К востоку от Евы - Ида Мартин
– Ого! Вот это секрет так секрет. – Прикурив, Салем глубоко затянулась. – Что ж, сочувствую. Но осталось недолго. Завтра финал. А потом два дня будете бездельничать, отсыпаться и обсуждать победы и ошибки.
– А нельзя сразу после финала уехать?
– Если только кто‑то из наших ребят в Москву поедет и тебя с собой заберет. Так просто не отпустят. У нас правило: где забрали, туда и вернули. По возможности целым и невредимым. Кстати, Гена точно поедет. Поговори с ним, может, согласится подвезти.
– Ты знаешь что-нибудь про Еву? Она в доме отдыха?
– Понятия не имею. Дурная девка. – Салем отмахнулась. – Хочешь, расскажу, что завтра будет в финале? Мне нельзя, но секрет за секрет.
Глава 21
Ева гадала, капая стекающим со свечи расплавленным воском в большую металлическую миску, наполненную холодной водой. В воде воск сворачивался и застывал в виде затейливых клякс, в которых она различала очертания предметов, людей или животных.
В Наташиных кляксах Ева увидела: циферблат, крыло и морскую раковину, а в моих – отпечаток звериных лап, маятник и черного человека. Ей она сказала, что шум ветра хоть и вечен, но ее будущее определяет время, ведь с одним крылом не взлетишь. А мне – что отыскать себя можно только в принятии.
– Циферблат означает часы и время в широком смысле, – произнесла Ева с таинственным видом гадалки. – Скорей всего – будущее. Крыло у тебя одно, а это некомплект. В раковине можно услышать шум моря, но к крыльям больше подходит ветер, согласись? Вот и получается, что если сложить время, ветер и крыло, то это можно трактовать так, что для того, чтобы поймать ветер, нужно отрастить второе крыло.
– А если это не крыло, а парус? – Наташа крутила в руках кусочек рельефного воска. – Парус может поймать ветер в любой момент.
– Да нет же! – запротестовала Ева. – Парус был бы треугольным, а это точно половинка или долька…
– Апельсина. – Наташа хихикнула.
– Или убывающая луна, – подкинул я свой вариант.
– Дай сюда. – Ева забрала восковую кляксу у Наташи, положила на ладонь и долго всматривалась. – Это точно крыло!
– Хотите, я расшифрую ваше предсказание? – предложил я.
Девчонки с интересом повернули головы.
– Тут все просто. На циферблате должны быть цифры, а здесь их нет. Это обычный поднос с двумя блюдами: птицей и морепродуктами. Так что ждут тебя, Наташа, острые крылышки барбекю и мидии.
– Какой же ты, Ян. – Ева иронично закатила глаза.
– Какой? – Я приготовился выслушать очередные упреки в отсутствии воображения.
– Сенсорик. – Она произнесла это без тени упрека, просто как данность.
– И что это значит?
– Что ты мыслишь чувственно-материальными категориями.
– Странно. Потому что моя мама считает меня бесчувственным.
– Бесчувственный человек никогда не стал бы разыскивать малознакомую девушку и волноваться о ней, – заметила Наташа.
– Если эта девушка ему понравилась и он часто думал о ней, – я не сводил глаз с Евы, – то стал бы.
– Но ты переживал, когда у меня разболелось ухо! – настаивала Наташа. – И даже пообещал навещать, а бесчувственный человек не умеет быть добрым, когда не заинтересован или не ищет выгоду.
– Ты говоришь как мой адвокат. – Я посмотрел на нее с благодарностью. – В следующий раз скажи это маме.
– Конечно скажу! Она тебя просто не знает!
Решимость в ее голосе насмешила.
– Ну… Мы с ней знакомы уже двадцать лет.
– Двадцать лет – это слишком мало. Даже для мамы. – Наташа повернулась к Еве: – Я права?
– Если ты про соулмейтов, то да. – Ева мягко улыбнулась. – Только далеко не в каждой жизни они могут найти друг друга. А иногда, даже если находят, обстоятельства не позволяют им соединиться, и тогда они очень страдают.
– Ты веришь в соулмейтов? – спросила меня Наташа.
– Родственные души?
– Ага.
– Для того чтобы верить в родственные души, нужно вначале признать существование души как таковой. А с воображением, мы уже выяснили, у меня проблемы.
– Ева говорит, что можно в это не верить, но… в один прекрасный день ты просто сам вспоминаешь, и всё.
– Мне такое сложно представить.
– Это не нужно представлять. Это чувствуешь. Знаешь наверняка. Это в сердце, а не в голове. Правильно я говорю?
Ева многозначительно посмотрела на Наташу, и та осеклась, прикрыв ладошкой рот, будто ляпнула лишнее.
– Ладно-ладно. Молчу.
– Конечно, никто не знает, существует ли на самом деле душа или нет, – сказала Ева. – Можно вообще все объяснить воздействием дофамина. Он будоражит, волнует, призывает к действию, обещает счастливую и прекрасную жизнь, заставляет влюбляться и творить. Поэты, музыканты и художники называют это вдохновением. Философы – энергией жизни. Верующие люди – божественной частицей. Одним словом, как бы ни называлось данное явление и что бы его ни породило – Всевышний, Вселенная или обыкновенная химия, – отрицать его существование невозможно. А я… – Ева вдруг поднялась, подошла к заснеженному окну и застыла, глядя в ночную черноту. – Я просто обожаю «Вечное сияние чистого разума» и верю в бессмертную любовь.
Немедленно вскочив, я поспешил к ней, обнял за плечи и, наклонившись к уху, прошептал:
– Я готов поверить во все, что пожелаешь, только скажи.
Она подняла голову. Ее глаза блестели, будто от слез.
– Я тебя обидел? Но как? У меня и в мыслях не было!
– Очень грустно, когда обстоятельства оказываются сильнее нас. – Она вдруг принюхалась. – От тебя очень вкусно пахнет.
– Надеюсь, не луком?
– Нет. Я про туалетную воду, – засмеялась она. – У нее такой запах, как будто я его знаю, но не могу вспомнить откуда.
– Это Пако Рабан. Могу потом название посмотреть.
– Вряд ли оно поможет вспомнить. Я совсем не разбираюсь в ароматах. Ни в мужских, ни в женских. Но запахи здорово хранят воспоминания. Нужно просто в них потом покопаться.
– Как это – «покопаться»?
– Ну вот берешь какую-нибудь картинку-воспоминание, к примеру из детского сада, и подставляешь к этому запаху. Если она с ним не связана, то ты ничего не почувствуешь и продолжишь подбирать дальше, сопоставляя с чем-то другим: со школой, знакомыми, какими-то ситуациями – до тех пор, пока не произойдет узнавание.
Поддавшись порыву, я поцеловал ее, но, по обыкновению увернувшись, Ева подставила щеку, а потом неожиданно весело воскликнула:
– Простите, это была минутка грусти, но она уже закончилась! Давайте веселиться!
Всю оставшуюся ночь девчонки танцевали, пили глинтвейн, фотографировались в разных нарядах, пели караоке и хохотали по любому поводу, и я, развалившись в кресле, словно в зрительном зале, с удовольствием за ними наблюдал, пока не отключился, а
