Укрощение рыжего чудовища - Дарья Волкова
– Дождитесь меня в кабинете, раз уж поднялись. Коньяк не трогать! – Глеб Николаевич шлёпнул на ладонь сына связку ключей и быстро зашагал вслед за каталкой. Неожиданно он услышал за спиной:
– С богом, пап.
– Сам справлюсь, – буркнул он привычно. А потом всё же обернулся и подмигнул детям: – Хотя лишним не будет.
В синем хирургическом костюме отец был похож на медведя, быстро идущего по больничному коридору на двух лапах. Варя и Ник едва успели перевести дыхание, как на них снова обратили внимание.
– Это кто вас сюда пустил? В верхней одежде! Без бахил! – К ним спешила сердитая женщина лет пятидесяти в светло-сиреневом костюме. И вдруг остановившись, она заулыбалась. – Ой, Коля. Не узнала тебя. Поздравляю! Глеб Николаевич уже похвастался!
Женщина крепко обняла Николая, потом обернулась к Варе.
– И тебя, Варюша, с племянницей!
Варе тоже досталось своя порция объятий от Валентины Матвеевны, сестры-хозяйки. – Вы к отцу, что ли? Он у себя, кажется. С бумагами возится. Злой, как шатун. С утра приехал в хорошем настроении, а сейчас от бумаг совсем озверел. Проверка у нас начинается завтра.
– Уже не возится, – вздохнул Ник. – У него экстренная. Валентина Матвеевна, дайте нам, пожалуйста, бахилы. – Он скинул пуховик, сунул под мышку, потянул за капюшон Варю.
– Да так идите, – махнула рукой медсестра.
– Не, так нельзя, – Ник нагнулся, стащил с ног зимние ботинки, взял их в руку. – Варька, разувайся и пошли.
А потом они долго молчали, сидя вдвоём, плечом к плечу на потёртом кожаном диване. Ник вспоминал, как сидел на этом диване после аварии с ногой в гипсе. И о том, что за этой аварией последовало. Варя вообще ни о чем не думала. В голове у нее было пусто. При попытке что-то осмыслить или спрогнозировать накатывал неконтролируемый страх и мысли разлетались. Пока удавалось сосредотачиваться на простых действиях. Убрать одежду в шкаф. Сесть на диван. Подтянуть носки на ногах. Закрыть окно. Нет, душно. Открыть. Снова сесть на диван. Поправить криво лежащую стопку документов на углу стола. Взять верхний лист. Прочитать. Не понять ни слова. Встать, выключить свет.
– Зачем? – Из темноты возмутился Ник.
– Давай спрячемся, Коль. – Она прошла почти на ощупь, села рядом. – Вдруг в темноте плохие новости нас не найдут.
– Варвар, ты как ребёнок…
– Мне страшно, Коль… – Варя всхлипнула и уткнулась лицом в плечо брата. – Так страшно-о-о…
– А мне-то как страшно, Варьк, – вздохнул Ник. – Это же получается, я человека убил…
– Коля!
– Ладно, ладно… – Николай обнял сестру за плечи, прижал к себе. – Всё будет хорошо.
– Откуда знаешь? – Варя шмыгнула носом, и сама обхватила Ника руками, устроила голову на его плече.
– Отец же оперирует. Всё у него получится.
Это в детстве они верили, что папа может всё. Когда выросли, повзрослели, сами стали врачами – поняли, что папа может не всё. Есть грань, за который бессилен даже отец. Но сейчас им отчаянно и по-детски хотелось верить, что папа всемогущ.
– Варь, а ты поняла, что случилось-то? Какой диагноз отец поставил? Что резать будет? Я тут подумал… На ишемию похоже. Или все-таки тромбоэмболия?
– Думаю, плечо резать будет, – тихо и неуверенно ответила Варя. – Ты шрам видел?
– Не.
– У Тихона шрам на плече. Думаю… Думаю, с этим связано. Или тромб. Или сердце. У него же ангина была! Чёрт… – застонала она. – Не знаю. Но папа знает!
– Шрам… – задумчиво протянул Ник. – А ты не спрашивала его, откуда?
– Спрашивала. Говорит, фурункул.
– Пи… Врёт?
– Наверняка.
– Ну и говнюк он у тебя, – выдохнул Коля. Но как-то совершенно беззлобно.
Они еще какое-то время помолчали, обнявшись. А потом Варя с удивлением поняла, что брат заснул. У него была бессонная ночь и день, полный потрясений. Вырубило Звероящера. И хорошо. Просто отлично, что Колька заснул. Лучше спать, чем сходить с ума от беспокойства и неизвестности. В голове всё же оформилась мысль. Одна, но отчётливая.
Живи, Тихон. Пожалуйста, живи. Ради моего брата. Ради его новорождённой дочери и любящей жены. Ради моего отца и его репутации одного из лучших хирургов города. Ради хороших показателей летальности по отделению! Ради меня. Ради себя. Живи. Милуйся со своими жаннами и ирэнами, носись со своими ресторанами, решай дела с Росей. Что хочешь, то и делай. Только живи, Тихий. Живи, сволочь. Живи… любимый.
Они так и сидели в темноте, обнявшись на диване. Брат и сестра Самойловы. Потомственные хирурги. Словно Гензель и Гретель. Два испуганных ребёнка, заблудившихся в страшном дремучем лесу. Так и застал своих детей Глеб Николаевич Самойлов, заведующий травматологическим отделением одной из московских городских больниц, врач высшей категории и без двух лет заслуженный врач России – хотя о последнем Глеб Николаевич еще даже не догадывался.
Щёлкнул выключатель, заливая кабинет ярким белым светом. И дочь, и сын синхронно зажмурились и застонали.
– Чего в темноте сидим? – Глеб Николаевич устало опустился в своё кресло.
– Пап, как… он?
– В реанимации.
– Живой?
– Вареник, не знаю, где как, а у нас в отделении в реанимацию только живых людей определяют. Покойников мы в морг отправляем. Не, оно, конечно, в процессе может поменяться…
Варя мёртвой хваткой вцепилась в руку вставшего вслед за ней брата.
– Пап, операция нормально прошла?
– Нормально, – зевнул Глеб Николаевич, прикрыв рот здоровенной ладонью. Потом сладко потянулся. – Куда он денется с подводной лодки. Устал ваш папа. Варька, сделай отцу чаю. Крепкого и сладкого. – Подумал и добавил: – В подстаканнике с утками и собаками.
Как всякий уважающий себя человек, Глеб Николаевич к определённым годам обзавёлся хобби. Он начал коллекционировать стаканы и подстаканники. Пока вся его коллекция умещалась на двух полках – одна дома, другая на работе. У Самойлова-старшего образовался даже определенный ритуал чаепития. И целый свод примет, с этой коллекцией связанный. Золочёный латунный подстаканник ручной работы со сценой утиной охоты вынимался из рабочего шкафа по особым случаям после завершения особо трудного дела. Потому что этот подстаканник был подарен травматологу Самойлову человеком, которого Глеб Николаевич, фигурально и не очень выражаясь, достал с того света и поставил на ноги.
Варя это знала. И чай кинулась заваривать отцу бегом. Страх наконец-то отступил. Папа действительно может всё.
В отсутствие сестры Ник не стал задавать вопросы о прошедшей операции, чтобы отцу два раза повторять не пришлось. Поговорили о рождении Леночки. Не верилось, что это случилось сегодня. Что всё в один день.
Варя подала отцу чай. Глеб Николаевич шумно отпил, зажмурился от удовольствия. Сделал еще глоток – с закрытыми глазами. А потом глаза открыл, посмотрел
