Мэр. Цена предательства – любовь - Евсения Медведева
И пока я готовила омлет с ветчиной и сыром, пришлось рассказать всё, что пропустила моя сестра за два месяца.
Я злилась, ведь в первую очередь хотелось узнать все подробности у неё! Но зная Олю, понимала, пока не вскрою карты, та и слова не скажет.
– Боже, как романтично…
– А теперь твоя очередь, – сменила тон, шмякнула тарелку перед сестрой. – Давай-давай… Ты же не думала, что моя радость от встречи продлится до конца жизни? Оля! Я так на тебя зла!
– Вика, если бы я знала, чем обернётся наша с девками шалость, то не пошла бы на работу в тот день. Алиска предложила пофоткаться в интерьере новой комнаты для особо важных гостей. Панорамные окна с видом на море, шикарная мебель, зеркала… Клуб ещё был закрыт, зал мы привели в порядок, и оставалось всего сорок минут! Вот мы и бросились, как обезьянки, фотографировать друг друга… А потом эта троица появилась, девки успели сбежать, а я нет. Пришлось прятаться за портьерой. И меня никто не заметил! Никто! Я после смены пришла домой и увидела снятое видео. Я не специально, понимаешь? Просто сжала корпус телефона, а оно само!
– И что дальше? – втянула воздух, пытаясь казаться сильной, спокойной.
– А дальше меня поймал Прокофьев твой, – Оля вздрогнула и машинально стала растирать руки, словно замёрзла. – Начал пугать, говорить всякую ерунду, что я нарочно стояла там и ждала, чтобы заснять видео. Всё пытал, на кого я работаю! Он забрал мой телефон и не давал позвонить!
У меня кровь в венах стыла. Хотелось найти этого ублюдка и самолично казнить, чтобы не дожил до суда и следствия!
– Он запер меня в комнате и не выпускал почти сутки. Приносили только еду и воду. Ну а дальше полиция, липа с этим нападением, документы и деньги в моем шкафчике. Они ждали, что я отдам запись. Но я слышала, как Прокофьев говорил со следователем. Меня бы все равно не отпустили, – сестра закрыла лицо руками, смахивая слёзы. – Вот я и подумала, что раз я влипла, то и он должен сначала найти флешку. А она уже была на связке твоих ключей, которые я оставила бабе Зине из пятой квартиры.
Мы замолчали, крепко сжав руки друг друга. Смотрели в глаза, будто не виделись несколько лет. Олька вдруг так резко повзрослела, в глазах что-то новое появилось… Или это пелена розовых очков спала.
– Вика, я знаю, через что тебе пришлось пройти. Знаю, что ты потратила все скопленные деньги, что продала все золото и бабушкин браслет с бриллиантами… Мне очень стыдно, – Олька рухнула мне в руки.
И я выдохнула… Понимала, что не может человек, прошедший через ад, не плакать!
Оля терпела, держалась по инерции, остерегалась Каратицкого, но теперь, когда мы остались наедине, моя милая девочка сбросила броню и раскрыла свое встревоженное сердце. И что-то мне подсказывает, что Костя именно поэтому уехал, чтобы не мешать.
– Оль, деньги – это временная величина. Сегодня они есть, а завтра их нет. Они не стоят больше жизни, больше свободы, больше чувства собственного достоинства, – аппетит пропал и у меня. Взяла чашку кофе, вышла на террасу, впервые осмотревшись, где мы находимся.
– Странно говорить об этом, сидя в шикарном пентхаусе с видом на море…
– Но при этом мы ничего не украли и никого не посадили, – прошептала, старательно не думая про тот таинственный пожар. – Не наше это. В этом мире мы всего лишь гости…
Могло ли это быть делом рук Катарицкого?
Могло…
Хочу ли я выяснять подробности?
Нет…
– Вика, а давай просто погуляем? Ты, я и два рожка ванильного мороженого? – Оля обняла меня со спины, прижалась, затаив дыхание, пока ждала ответа.
– А давай…
Оказалось, что мы были птицами вольными. Каратицкий оставил два комплекта ключей, нехило наличности, притронуться к которой я так и не решилась, особенно после пылкой речи про чувство собственного достоинства. Уж на мороженое мне хватит.
Мы бродили, как в старые добрые времена, когда я была студенткой, и, чтобы развлечь сестру, придумывала экскурсии.
– Ты бы позвонила Косте, – хихикала Оля. – Вижу же, извелась вся. Вот скажи мне, Вик, ты влюбилась?
Влюбилась…
Признаться только было страшно.
До ужаса, до мурашек, до какого-то необъяснимого ступора.
И позвонить хотелось! Услышать голос, убедиться, что его объятия, жаркие поцелуи – все это не сон.
Но что-то меня останавливало. За эти месяцы постоянных унижений, отстукиваний порогов в попытке добиться справедливости я словно растеряла всю свою самооценку.
А возможно, мне, как и всем нормальным женщинам, хотелось сказки. И не из вредности, а для души. Чтобы поверить, что не все скоты, как Прокофьев! Чтобы почувствовать свою защищенность.
А без этого я не согласна.
– Влюбилась, – вздохнула Олька и бросилась наутёк, лавируя между туристами.
Сестра хохотала, кружилась, с жадностью втягивала воздух. Она лелеяла свою свободу, а в её глазах сверкало желание жить.
Мы бродили до самого вечера. Ели мороженое, сидели на пляже, бросали гальку в море и говорили… говорили… Оле нужно было выплеснуть всё, что хранилось в ней все это время.
Она думала, я не вижу, как та вздрагивает от резкого шума, как пристально осматривает любого приближающегося человека. Вот о ком мне сейчас стоит думать. О сестре, а не о себе.
Мы уже подходили к дому, когда вдоль набережной стали вспыхивать ленты огней. Территория тоже сверкала иллюминацией, с детской площадки доносились крики мальчишек, гоняющих мяч, а мамочки с колясками отматывали последний километраж вечерних прогулок.
В этот момент зазвонил телефон.
И я знала, что это ОН. Иначе и быть не могло, наверное.
– Алло…
– Привет.
– Привет, Костя, – произнесла имя нарочно, после чего Оля прибавила шаг, дав мне возможность поговорить. – Я хочу тебе сказать ещё раз спас…
– Вика, а тебе не кажется, что всё пошло не по плану? – голос его был хриплый, обессиленный, на заднем фоне что-то гудело. Костя с шумом затянулся, и я представила, как он чарующе сжимает пальцами сигарету. – Ты обманула, сбежала, потом свадьба, секс… Все же должно быть как-то иначе. Я, конечно, не мастер долгих отношений, но даже я понимаю, что все это неправильно. И нужно остановиться, пока не поздно…
Остановиться?
Моё сердце тоже остановилось. Оно просто замерло! Превратилось в муляж бескровный.
Я ожидала многого, но только не столь сухой правды, сказанной по телефону.
– Хорошо. Да, ты прав. Всё затянулось и становится предельно сложным. Костя, но у меня просьба…
– Ну, раз
