Ожившая надежда - Федор Егорович Конев
- А ты чего так зол на Корнеева? - спросил Игорь.
- Надоел ты мне со своими вопросами. Но уж давай до конца. Что еще у тебя там?
- И ты не знаешь, кто донес?
Взгляд Василий Павлович не отвел, смотрел твердо в глаза сына, выдержка была.
- Его уже нет в живых.
Был большой искус назвать имя Виктора. Получилось бы правдоподобно - Анна Ванеева досталась Виктору, потому что он убрал соперника Арсения. И не греха смутился Василий Павлович, а как-то расхотелось говорить, тоскливо стало. Почему он должен выкручиваться? Если разобраться по-человечески, Василий Зыков поступил правильно. Он был комсомольцем. Если комсомолец видел, что кто-то подкапывается под устои советского государства, как он должен поступить? Тогда ведь Павлика Морозова не ругали, а славили, писали о нем поэмы, школы называли его именем и памятники ставили. А тот не какого-то приятеля, а кровных родителей выдал органам. Вот Зыков и последовал благородному примеру. В чем его вина? Не может и не должен Василий Павлович чувствовать никаких угрызений совести.
- Вот ты говоришь - донес, - заговорил Василий, по живому задетый собственными мыслями. - А я считаю, правильно поступил. Если бы тогда еще пресекли эти статейки, что по рукам ходили, страна по сей день стояла бы монолитом. Кто ее развалил? Шестидесятники. Это же они находились в годы развала у власти снизу до самого верха. Горбачев, Ельцин… Кто они? Шестидесятники. Какую страну развалили…
Он сокрушенно вздохнул, но тут промелькнула мысль, что если бы сегодня на дворе было советское время, не сидел бы Василий Зыков в этой дорогой машине и не имел бы на счетах миллионы в баксах, а получал бы свои сто двадцать рублей. Разоблачительный пыл сам по себе угас.
Забылся малость, а ведь по кодексу Василия Зыкова следует - «забудь то, чего не стоит помнить». Очень даже разумное правило, прошлым сыт не будешь, а раз так, то и толку от него никакого. Каждый день приносит свои заботы, с ними разбираться надо, а не оглядываться. Этак, с оглядкой-то, можно споткнуться и нос расквасить. А лежачих нынче не жалуют, пройдут по спине с охотой, чтобы ноги не замочить.
- После семи будь дома, - попросил Василий Павлович сына. - Я заеду.
Идея о вечернем визите возникла внезапно, и Василий Павлович тут же оценил - она хороша! Игорь выбрался из машины, а Василий Павлович завел двигатель. Преуспевающий человек и дорогая престижная машина - это некое слияние, это больше, чем водитель и транспортное средство. Современный кентавр - вот что это! Василий Павлович видит мир из окна машины, ему уютно за рулем на мягком сиденье при ритмичной музыке. Он чувствует себя молодым и сильным, он свой в потоке сверкающих иномарок.
И только одна мыслишка зудит нынче в мозгу, как надоедливый комар, а вдруг сынок раскопает правду о том, кто написал письмо, вернее, склеил. И в органы пойдет ведь, додумается. Василий Павлович не любил журналистов, все бы им только наизнанку вывернуть, бесовской народ, настырный и бессовестный.
Женить стервеца надо, медлить нельзя, потеряет сына. Это факт!
Игорь ворвался в кабинет, снял полотняный пиджак, бросил на спинку стула, сел напротив Вали и с огорчением доложил:
- Информации - ноль целых ноль десятых.
- Игорь, прости, - перебила Валя. - Позвонила Анна Семеновна. Она там в отчаянии. Ей нужно ехать, а ключа нет.
- Так я же не запирал дверь.
- Она не может оставить квартиру открытой.
- Да чего там красть? Книги, что ли? Кто нынче крадет книги?
Однако он поднялся и натянул пиджак, который повис на нем, как на вешалке.
- Если шеф спросит…
- Не беспокойся, найдусь, что сказать. Ну, беги, Анна Семеновна заждалась.
Гостья навела в квартире Игоря такой порядок, что хозяин оторопел. Такой чистоты в этом обиталище никогда не было.
- Бумажки на столе не трогала, - предупредительно заявила Анна Семеновна. - Только пыль вытерла. Мне бы на работу не опоздать.
- Да, да! Помню. Кирпичный завод, рабочие. Я провожу вас.
- Зачем? - удивилась Анна Семеновна. - Не заблужусь.
- Я в этом не сомневаюсь. Вы мне скажите, статья Арсения Фомича сохранилась?
- Статья? - растерялась Анна Семеновна.
- Сохранилась или нет? - Игорь нервничал.
- Да, храню.
- Я должен ее прочитать обязательно. Теперь вы поняли, почему мне надо ехать с вами? И пожалуйста, не спорьте со мной.
В автобусе поговорить не удалось, набилось много народа, Зыков с трудом усадил Анну Семеновну, призвав к совести подростка, а его самого зажали со всех сторон, не повернуться. Но когда шли через поле, а потом по улице деревни, им никто не мешал.
- Вы возмутились, Анна Семеновна, - начал Игорь, свежо помня разговор с отцом, - когда я сравнил ваше и наше поколения. Вы горой за свое поколение. Но кто вы такие были, что вы - горой? Что с вами случилось? Что произошло? Вы улавливаете мою мысль?
- Я не совсем понимаю тебя, Игорь, - растерялась Анна Семеновна. - А если честно, то совсем не понимаю.
- Чем вы отличаетесь от других поколений?
- Как чем? Последние аристократы духа…
- Хорошо, хорошо, но… Вот, видимо, как надо ставить вопрос. Почему вы случились?
- Поняла! - радостно воскликнула Анна Семеновна и дотронулась до локтя Игоря. - Я догадалась, что тебе нужно. А то ведь совсем растерялась. Сейчас я тебе все объясню. Сообразила все-таки…
- Не волнуйтесь, Анна Семеновна.
- Спрашиваешь, спрашиваешь, а я все не пойму.
- Уж не теряйте нить, пожалуйста…
- Что с нами произошло? А я тебе отвечу. Только не я нашла это объяснение. Сама не догадалась бы. Но первый открыл мне глаза…
- Арсений Корнеев?
- Ты прав. Он говорил, что с конца пятидесятых в нашем советском человеке проснулась личность. Вот это и произошло, это и стряслось. И уже не все в одном строю. Не все под один марш.
- Да, да, да! - подхватил с большим воодушевлением Игорь. - Народ - «массы», человек - «винтик». Я читал. Как вы точно сказали - личность пробудилась.
Анна Семеновна смиренно вздохнула, ясно поняв, что Игоря остановить уже невозможно, потому что он, как птица, взлетел, воспарил, если на лету сложит крылья, упадет.
- Это освобождение духа! -
