Подарок для дочери (СИ) - Любимая Татьяна

Заглядываю в лицо мужчины, пока он обувается. Движения рваные, резкие.

Обиделся? Разозлился? Пожалел, что приехал?

– Ты вернешься?

Наверное, получилось как–то отчаянно. Еще большее отчаяние он, замерев, увидел на моем лице, в глазах. Я действительно испугалась, что Глеб больше не придет.

– Да к черту все!

В одно мгновение Глеб оказался рядом, поднял мое лицо двумя руками и впился своими губами в мой рот, лишая меня воздуха и ощущения реальности. Даря то, что мне жизненно необходимо именно в этот момент.

Пол под ногами качнулся. Вцепилась в плечи мужчины мертвой хваткой.

В его кармане завибрировал телефон. Не отрываясь от жадного поглощения меня, Глеб вытащил мобильник, заставил его молчать. На ощупь найдя горизонтальную поверхность, бросил телефон туда. Мужская рука вернулась ко мне, точнее на мой затылок. Неровно накрашенный лак цепляет мои волосы, усиливая и делая острее наш феерический поцелуй. Такой долгожданный и такой невозможно головокружительный. Собственнический.

Мы пьем друг друга, не можем напиться. О том, чтобы остановиться, вообще нет ни речи, ни мысли, ни намека.

Глеб задрал на мне подол платья, подхватил под ягодицы, заставив обвить его крепкий торс ногами.

– Куда? – прохрипел, на доли секунды отстранившись.

– Туда, – махнула в сторону своей комнаты. – Нет, дальше, – поправила безумца, когда он чуть не вторгся в гостевую. Хорошо, что наша бабушка уехала, а то неудобно бы вышло.

30. Глеб. Моя.

Ноги переплетены словно лозы винограда, тело к телу. Ни сантиметра пустоты между нами, ни миллиметра. Мы вместе, единое целое. Наконец–то.

Я ждал этого целых семь лет. Почти всю жизнь. Теперь все – моя! Не отпущу, не отдам!

– Ты пахнешь карамелью, – шепчу ей в волосы.

– Ты уже говорил, – Катя улыбается, продолжая рисовать у меня на груди пальцами.

Дыхание почти восстановлено, тело расслаблено, а вот сердечко еще бьется часто–часто. Как и мое. Шутка ли – за окном рассвет, а мы почти не спали. После первого отрыва – второй, третий. Уже медленнее, чувственнее, с детальным изучением каждой эрогенной клеточки, опьяняющим наслаждением, доведением кульминации до совершенства. И еще, и еще. Дальше – не считая.

– Готов повторять это вечно. Милая, нежная, любимая, желанная, самая красивая. Моя карамелька. Сладкая.

Горячая и темпераментная.

Стискиваю ее крепче, до стона. Каждый ее звук – музыка. Всю ночь с удовольствием слушал.

– Мы не сильно шумели? – поднимает голову. Растрепанная, со сверкающими глазами, шальной улыбкой. Красавица!

Наши губы снова оказываются близко–близко.

– О, шумели мы неприлично громко. Хочешь покажу как?

– Глеб! – хихикая, стыдливо прячет лицо мне в подмышку. Ненадолго. – Что обо мне подумают соседи? А если мы разбудили Яну?

– Соседи пусть завидуют. Будут жаловаться – сделаем громче. А Яна… будем надеяться на крепкий детский сон. Комнаты же не смежные?

– Нет.

– Значит, все хорошо, не переживай.

Но шумоизоляцию надо проверить. На будущее.

Захватываю ее губы в плен. Медленно смакую сладость, будто заново пробую на вкус то нижнюю, то верхнюю губу. Игривый язычок вмешивается, провоцирует на новый заход.

Сцепляю наши кисти в замок, вытягиваю руки вверх, танцуем пальцами в воздухе. Боковым зрением улавливаю розовые ногти. Не я один. В свете яркого утреннего солнца они горят пламенем.

– Глеб! – Катя подскакивает. – Яна скоро проснется! Вставай!

– Рано же еще.

– Дочке в садик, нам на работу! Кое–кто вчера прогулял собеседование!

– Мгм. Какую должность ты мне хотела предложить? – заваливаю смеющуюся красавицу обратно в постель, нависаю сверху.

– Курьер…

– Не солидно.

– Завхоз?

– Обижаешь.

– М–м, телохранитель?

– О–о, телохранитель? Это интересно. Твое тело я готов охранять днем и ночью от всех и вся!

В черный список уже попал один тип. Гориллоподобный.

Толкаясь бедрами, осыпаю поцелуями карамельную шейку, провожу языком по пульсирующей венке. Опять хочу.

– Глеб! – девушка подо мной хохоча извивается. – Прекрати! У меня уже сил нет!

С сожалением отпускаю. Пусть копит силы на следующую ночь и все остальные.

– Давайте прогуляем? – потягиваюсь и переворачиваюсь на бок, подперев голову рукой.

Нескромно любуюсь самой прекрасной женской грудью, что я видел. Она плавно колышется в такт движениям, пока Катя одевается. Попутно моя женщина собирает с пола сорванные с нас вчера вещи.

– Я не могу! Какой пример я покажу коллективу?

Кидает в меня пуговицей. Ловлю на лету – моя. От рубашки.

Опять провоцирует!

Нехотя поднимаюсь. Тело расслаблено и в нужном месте звенит приятной пустотой.

Тянусь за рубашкой в Катиных руках. Не отдает. Дергаю ее вместе с одеждой на себя, впечатывая в свою грудь.

– Ох!

Зажимаю в кольцо.

– Люблю тебя! – вырывается само. Искренне.

– Глеб, – широко распахнутые синие глаза с моим отражением бегают по моему лицу. Вижу, решает: сказать, не сказать. – Ты не поверишь, но мы с Янкой тоже в тебя влюбились. Она вообще… фото твое увидела в журнале и… – зажмуривается. – Нашу встречу Ксюшка подстроила. Я не хотела… то есть хотела, но…

– А ты? – прерываю исповедь. Про подстроенную встречу я в курсе. Если бы не Ксения, мы бы все равно встретились, только по–другому. Я как раз искал повод. – Когда ты в меня влюбилась?

– Я? Мне кажется, я тебя знаю давно. Очень–очень давно. Но не могу вспомнить откуда. Наверное из прошлой жизни.

Где–то за пределами спальни громко и недовольно замяукал кот. Паршивец испортил момент откровений и не дал мне сделать ответное признание.

– Время, Глеб! Еще позавтракать надо!

Приходится разжать руки и отпустить любимую, предварительно еще раз поцеловав ее в опухшие от укусов и поцелуев сладкие губы–бантики.

Одеваюсь, иду на кухню. Катюша в черном шелковом халатике суетится у плиты.

На полу хмурый котяра ест из миски кошачий корм. Борис поднял на меня удивленный взгляд, несколько секунд смотрел желто-зелеными блюдцами, не мигая. Видимо гадал, что я тут делаю, потом, очевидно, решил, что еда важнее. Держись, мальтипу, я теперь знаю, кто из вас двоих будет боссом.

– Помочь? – обнимаю Катю сзади за талию, упираюсь подбородком в плечо.

– Неа. Сейчас будет кофе и яичница. Или тебе чай? Боже, я совсем не знаю что ты любишь.

– Я тебя люблю. И все, что тебя касается, я тоже люблю.

Вроде тон шутливый, движения пальцев по животу и ниже шаловливые, а слова настоящие.

– Всеядный, значит? – нарочно делает вид, что ничего такого не услышала, хотя щеки зарумянились и улыбка стала шире. Упругие полушария как бы невзначай проверили мою готовность к новым подвигам.

– Ага.

– В таком случае садись за стол, жди.

– Как скажешь, карамелька.

Оттягиваю ворот халатика, оставляю долгий, с отпечатками зубов поцелуй на плече. В ответ получаю игривое шипение и удар полотенцем по предплечью. Идеальное утро!

Сажусь за стол. Вскоре передо мной ставят тарелку с яичницей и кружку кофе. Рядом появляются две тарелки с овсяной кашей и кружки с какао.

Катя присаживается тоже и вдруг дает мне знак вести себя тихо. Прислушиваемся.

Маленькие босые ножки шлепают по полу. Из кухни видно, как по коридору идет Яна. Точнее нечто на нее похожее.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Нижняя часть этого нечто – девочка в желтой пижаме со зверятами. Верхняя – каскад пшеничных волос ниже талии. Идет по инерции – лица не видно.

Яна исчезает в ванной, оттуда вскоре раздается шум воды.

– Она у тебя что – лунатик?

– Не–ет, – Катя хихикает. – Это у нее такое каждое утро. Пока из ванной не выйдет, ни трогать, ни разговаривать нельзя. Опасно для жизни.

– Чьей?

– Всех, кто на пути попадется. Да шучу я, Глеб!

– Ну ладно, а то я почему–то "Звонок" вспомнил.