Вне пределов - Джуэл Э. Энн
— Я хотела извиниться перед твоими родителями за пятницу.
Он слегка прищуривается, как будто я переступила какую-то черту.
— Вот как? Они простили тебя?
— Да, — отвечаю я, не будучи уверенной в своих словах.
— Что ж, тебе повезло.
Он проходит мимо меня.
Собравшись с духом, я следую за ним.
— Я хочу, чтобы ты меня простил.
Он останавливается, стоя ко мне спиной.
— А что, если ты будешь игнорировать мой день рождения, Рождество и… День святого Валентина? А я буду молчать, потому что не считаю, что заслуживаю особого внимания. Но в остальные дни мы будем всё равно оставаться собой… вместе.
Он делает глубокий вдох. Я скрещиваю пальцы, надеясь, что он признаёт своё поражение.
— А что, если ты встретишь кого-то ещё, с кем можно будет повеселиться?
Он продолжает свой путь к дому, сжимая в руке моё разбитое сердце.
Как только он открывает дверь, Шерри встречает его неодобрительным взглядом.
— Да ну нахуй.
Он качает головой и снова проносится мимо меня к своему мотоциклу. Прежде чем я успеваю попытаться остановить его, он уезжает.
— Вот.
Шерри размахивает передо мной связкой ключей, а я смотрю, как мой мир удаляется.
— В конце концов, он вернётся домой.
Я беру ключи.
— Один от его дома. Другой от гаража. Не воспринимай его отказ, как окончательный ответ. Может, в нём и сто килограмм мускулов и он умеет запугивать, но я знаю, мой мальчик… он не причинит тебе вреда. Смотри ему в глаза, пока он не сдастся. Он просто слишком упрямый, чтобы понять это сейчас.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Я ОСТАВЛЯЮ СВОЮ машину припаркованной в квартале от его дома, опасаясь, что он не вернётся, если увидит её у себя на подъездной дорожке или на другой стороне улицы.
Два часа спустя грохот его мотоцикла, въезжающего на подъездную дорожку, заставляет мой пульс бешено биться. Самое сложное, что я всё ещё не знаю, что сказать, чтобы всё исправить. Когда он входит через боковую дверь, я поднимаюсь с дивана.
Он не обращает на меня внимания, пока стягивает с себя мокрую от пота рубашку, но потом, краем глаза заметив меня, останавливается.
— В пятницу ответ был отрицательный. Вчера — тоже. Сегодня — аналогично. И завтра я скажу «нет».
— Это был день рождения. Нашим отношениям пришёл конец из-за забытого дня рождения? — Я преследую его по коридору. — Ты можешь просто выслушать меня!
Он поворачивается так быстро, что я натыкаюсь на его грудь. Мои глаза расширяются, и я открываю рот, чтобы что-то сказать, но… ничего.
— Отлично поговорили. — Гриффин заходит в ванную и снимает джинсы. — А теперь убирайся нахуй.
Он включает воду в душе.
Слова Шерри крутятся у меня в голове.
Вы молоды и незрелы в отношениях. Он не причинит тебе вреда. Не воспринимай его отказ, как окончательный ответ.
Но всё, что я говорю, не имеет значения. «Я люблю тебя», «Прости» — сейчас эти слова для него ничего не значат.
Отлично. Больше никаких слов.
Я снимаю сарафан. Гриффин бросает взгляд через своё обнажённое плечо, одновременно отодвигая занавеску в душе. Его глаза быстро оценивают меня.
— Нет, — говорит он, затем заходит в душ и задёргивает занавеску.
Я расстёгиваю лифчик, и снимаю трусики.
— Да.
Отдергиваю занавеску и захожу в его крошечную душевую, прежде чем снова задёргиваю её.
Он смотрит на меня сверху вниз, тусклый свет и вода, стекающая по его телу, только делают его ещё более устрашающим. Делая шаг вперёд, он прижимает меня спиной к стенке душа, лишая кислорода в этом крошечном пространстве.
Я не могу перевести дух, но продолжаю держать голову высоко поднятой.
— Я трахну тебя, но это не будет нежно и ничего не изменит.
Я тяжело сглатываю.
— Это был день рождения. Один день.
— Это не просто мой грёбаный день рождения!
Моё сердце замирает. Не знаю, чего я ожидала, но только не этого.
Он не причинит мне вреда. Я продолжаю напоминать себе об этом очень важном факте, потому что Гриффин — зверь, возвышающийся надо мной, каждый мускул его тела напряжен и дрожит, как будто он может что-то сломать — возможно, меня — пополам.
— Ты игнорировала меня всю грёбаную неделю, как будто весь чёртов мир вращался вокруг тебя. Я получил повышение на работе. Ты знала об этом? Нет. Потому что ты не уделила мне ни малейшего внимания. Пятница была просто глазурью на моём грёбаном праздничном торте. Так что, если ты хочешь знать, «какая муха меня укусила»… то это ты.
Никаких слёз. Где мои слёзы? Он наносит словесный удар за ударом. Боль настоящая, но я не могу пошевелиться. Я не могу моргнуть. Я даже не могу выразить ни единой эмоции, потому что он уничтожил меня.
— Вытрись. Оденься. И иди домой. Или я тебя трахну, но это не будет значить…
Я зажимаю ему рот ладонью. Его челюсти напрягаются, а глаза наливаются кровью, но он не отталкивает меня.
— Для меня это будет иметь огромное значение, — говорю я спокойно, но с той же решительностью в голосе. — Ведь то, что у нас есть, — это нечто большее, чем пропущенный день рождения, неудачная неделя, успешная неделя, цепочка необдуманных слов, несколько ошибочных решений или конец света.
Другой рукой я толкаю его в грудь, но мой «каменный» мужчина не поддаётся. И он, похоже, недоволен, что я только что попыталась его оттолкнуть.
— Так что ты не обязан прощать меня прямо сейчас. И ты не обязан быть нежным со мной. Но не вздумай говорить, что то, что ты внутри меня, ничего для тебя не значит.
Мне кажется, я всю жизнь ждала, когда эта девушка, внутри меня, выскажет всё, что думает.
Как только я убираю руку от его рта, он хватает меня за ноги и приподнимает. Прежде чем успеваю перевести дыхание, он погружает в меня свой член, издавая низкое рычание.
Он снова поднимает меня и прижимает к себе, не отрывая от меня взгляда.
Снова и снова… он трахает меня, не делая ничего другого, кроме как прижимая к стенке душа своим тяжелым телом и пронзительным взглядом. Мне нужен его рот. Мне нужно что-то, что сделало бы этот момент интимным. Мне нужна эмоциональная связь. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но он отстраняется, его глаза темнеют, каждый толчок неумолим.
Я закрываю глаза. Позволяю ему делать всё, что ему нужно. Любить его — значит верить, что он ответит мне взаимностью в самые трудные моменты.
— Боже…
Он стонет при последнем толчке,
