Вне пределов - Джуэл Э. Энн

Джуэл Э. Энн

Вне пределов

ГЛАВА ПЕРВАЯ

АБЕН. ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ НЕБО, написанное задом наперёд, и имя девочки справа от меня, засунувшей почти весь свой палец в нос. Я морщусь, пытаясь поудобнее устроиться в кресле. Это никак не связано с её отвратительной привычкой. Одно крылышко прокладки прилипло к моим лобковым волосам. Мама беспокоится о тампонах и синдроме токсического шока.1 Уверена, больнее, чем сейчас уже быть не может.

Администратор смотрит на нас сквозь очки в роговой оправе, постукивая концом ручки по подбородку.

— Абен, тебе нужна салфетка? — спрашивает она.

Мои родители, в конце концов, не самые странные родители в мире. Я счастливица.

Рой.

Дорис.

Чериш.

Уэйн.

В среднем в справочнике имен более десяти тысяч детских имен, как можно остановиться на таких ужасных?

Небо задом наперед смотрит на меня, словно у меня есть ответ на вопрос администратора. Я не кончик её пальца. Откуда мне знать, каково там, в глубине? Осмотрев её размеры — она меньше меня — и её желтые волосы разной длины, про которые моя мама сказала бы — сделано своими руками, я слегка киваю администратору.

Не двигая пальцем, потому что он мог застрять, Абен копирует мой кивок. Администратор протягивает коробку с салфетками. Они обе смотрят на меня.

Когда это меня назначили дежурной по козявкам?

— Суэйзи, тебе не нужно сходить на горшок, прежде чем мы уйдём? — интересуется мама, выходя из кабинета, где я сдавала тесты.

Суэйзи. Это я. Как мне казалось, худшее имя на свете — до тех пор, пока пять минут назад Абен не представилась и не предложила мне закуску без глютена из своего рюкзака, — арахис, молочные продукты, сахар — не завёрнутые в пакеты или пластик. Мой дядя считает, что миллениалы2 разрушат мир, потому что у них отсутствует здравый смысл, и все свои знания они черпают из интернета. Может, он и прав, время покажет, но тогда какое оправдание у моих родителей? Или у родителей Абен? Здравый смысл подсказывает, что нужно дать ребёнку хорошее солидное имя. Дети не хотят быть уникальными. Это правда.

Мы просто хотим вписаться в общество.

Я хватаю коробку с салфетками и бросаю её на свободный стул, успев отвернуться до того, как Абен вытащит палец наружу. Некоторые вещи мне знать не нужно, например, почему в приемной пахнет вишневой рвотой, почему здесь есть автомат с водой, но нет стаканов, и что у Абен с правой ноздрёй.

— В туалет, — бормочу я, проводя носком ботинка по красно-белым геометрическим узорам ковра.

— Мы не слышим, когда ты разговариваешь со своими ногами, Суэйзи, — говорит папа так, будто говорил это уже много раз.

Возможно, так оно и есть.

Я поднимаю голову.

— Нет, мне не нужно в туалет! Или на горшок. Вы по-прежнему думаете, что мне четыре?

Его голубые глаза, такие же, как у меня, шарят по комнате, прежде чем остановиться на мне.

— Ш-ш-ш… Не нужно так громко.

Он проводит рукой по своей практически лысой голове, словно я взъерошила его волосы, те немногие, что у него остались.

— Давай просто уйдем, дорогая.

Мама тянет меня за руку.

Я резко отстраняюсь.

— Суэйзи.

Словно ей было мало дать мне такое дурацкое имя, она ещё и умудрилась протяжно его говорить. «Суээээээйзи». Кому нужно имя, рифмующееся со словами «ленивый» и «сумасшедший»3?

— Ты сказал, что не слышишь, когда я разговариваю со своими ногами. Теперь ты меня слышишь?!

Они слышат меня. Молодой человек, который проводил тесты, выглядывает из-за двери и смотрит на меня, прищурившись. Он тоже меня слышит. Я не могу найти свой внутренний голос. Что-то произошло с моим голосом, и он звучит как в игре.

— На горшок ходят малыши. Я не малыш! Мне одиннадцать. И я знаю то, чего не знают другие одиннадцатилетки. Ну и что? Это не значит, что со мной что-то не так. Вы продолжаете приводить меня в подобные места, чтобы я проходила дурацкие тесты и сидела в вонючих комнатах ожидания со странными детьми, у которых идиотские имена и которые любят отгадывать неразрешимые загадки, дёргать себя за волосы и ковырять в носу!

Сжав руки в кулаки, я сопротивляюсь редкому желанию потянуть себя за волосы.

Родители берут меня за руки и выволакивают из кабинета. Перед тем как мы достигаем двери, я с извинение смотрю на Абен. Она снова засовывает палец в нос.

— Ну что, я гений? — спрашиваю я гораздо более спокойным голосом, пока родители, словно телохранители, подталкивают меня к лифту и спускаются на пятнадцать этажей вниз.

Рядом с нашей синей машиной стоит красный кабриолет. Возможно, он принадлежит родителям Абен. Но эта машина слишком крута для людей, которые назвали бы своего ребёнка небом в обратном направлении. Небеса наоборот… разве не ад?

Проверив ремень безопасности, как будто одиннадцатилетний ребёнок не может справиться с такой задачей, отец смотрит на меня, стиснув челюсти. Он слишком зол, чтобы говорить. Ну и ладно. Подробности я узнаю, когда он будет готов к разговору, его первым высказыванием будет объяснение. Больше я ничего не собираюсь говорить. Ранее я уже высказалась более чем очевидно, хоть и резко.

После продолжительного молчания папа переводит взгляд на маму и кивает.

— Суэйзи? — Она смотрит на меня через плечо, заправляя свои тёмные волосы за ухо.

Я не слышу в её голосе ни капли гнева. Он сладкий и сочный, как конфеты «Старберст», которые я покупаю перед походом в кино.

Однако я боюсь, что её слова доставят мне такое же удовольствие, какое я получаю, когда переедаю сладкое.

— Ты бы согласилась рассмотреть возможность перехода в другую школу?

Ну, так и есть. Она сверлит без предварительного обезболивания. Я училась в четырёх разных школах. Все педагоги-психологи и специалисты по развитию детей в радиусе ста километров исследовали меня. И все пришли к выводу, что я одаренная, но не в типичном смысле. Умная. Но не гений.

Больше всего удивляют мои неожиданные воспоминания о малозначительных исторических событиях. Я не умею играть на фортепиано и не говорю по-испански. Мне нравится общаться со взрослыми, но я легко нахожу общий язык и со сверстниками. Я не могу назвать много известных военачальников. Даже перечислить президентов в хронологическом порядке — сложная задача. Но случайные события, произошедшие в Мэдисон, штат Висконсин, за несколько лет до моего рождения, — кажется, моя особенность.

— Переехать? Опять?

Я вздыхаю,