Счастливы вместе - Мари Соль
— Нет, что вы? — смущается Зоя, — Это случилось намного позднее. В тот день он отвёз меня, просто и всё.
«Любопытно», — думаю я. История обретает налёт романтизма. Неужели, супруг соизволил решиться на отношения? Тратить время, за кем-то ухаживать? Это так на него не похоже.
— Вы извините меня, я в туалет? — озирается Зоя.
— Да, да, конечно! — отпускаю её, — В первом триместре учащённое мочеиспускание — это нормально. К слову! Раз уж речь зашла о здоровье, — поднимаю глаза, когда Зоя встаёт, — Ты бы себе прикупила штаны для беременных. Зима на носу! Хочешь осложнения заработать?
Она улыбается:
— Нет, не хочу.
— Вот и отлично, — смотрю на часы. Где там Окунев мой? Передумал?
Пока её нет, налегаю на стейк. Понимаю, что вряд ли она сочинила подобное. А если уж всё это правда, как и то, что ребёнок — его, то…
Не успеваю закончить свой мысленный приговор, как в дверях появляется Рома. Мой муж. Как всегда, он наряжен по моде. Узкие брюки, приталенный плащ. Нет, фигурой всегда отличался от прочих! Но только в таких узких брюках он выглядит как идиот.
Помню, когда познакомились, он и то одевался приличнее. Выглядел как нормальный пацан! Широкие джинсы носил и футболки. А теперь, у него вид такой, будто он рекламирует линию молодёжной одежды. Рубашка на выпуск, одна половина заправлена, другая небрежно торчит из-за пояса брюк. Как будто он только что с кем-то любился в машине. И наскоро вышел, заправив рубашку в трусы.
Я, отодвинув еду, лезу в сумочку.
— Маргоша! Вот ты где прячешься, рыба моя? — тянется он, чтобы чмокнуть.
Подставляю ему свою правую щёку.
— Окунев! Новый парфюм? — интересуюсь.
Он садится напротив:
— Здрасте, приехали! Это же ты мне дарила на день всех влюблённых.
— День всех влюблённых? Нет, дорогой, это точно не я! — говорю, намекая на то, что этот праздник давно не касается нас.
Вынимаю карманное зеркальце. Начинаю подкрашивать губы.
— Чего звала? — он глядит на часы. А они у него, как у сына, громоздкие. Купил и себе, и ему, чтобы быть «на волне».
— Поговорить нужно, — я тру губы друг об друга, чтобы размазать помаду по ним.
Окунев смотрит с укором:
— Всего лишь? А по телефону нельзя было, Рит? Ведь я на работе, вообще-то! У нас сортировщик заглючил, пришлось останавливать линию.
— Это срочно! — даю я понять.
Муж улыбается, подносит к своим губам руку с кольцом. И целует его, сжав в кулак волосатые пальцы:
— Для тебя, душа моя, я свободен как ветер! Ты же знаешь?
— А то! — изрекаю, сжав руку в кулак. Подношу обручальным кольцом ближе к губкам. Но вместо поцелуя, плюю на него. Растираю слюну рукавом кардигана. Чтобы колечко сильнее блестело.
Он отпускает двусмысленный хмык:
— Говори же! Я весь в нетерпении.
Опускаю глаза на тарелку, где до сих пор остаётся её недоеденный стейк. «Эх, жалко, не окунь», — думаю снова.
— Это чья, кстати? — ловит мой взгляд.
— Да так, — отвлечённо машу я, — С коллегой обедала! Она уже ушла.
Сама же смотрю на туалетную дверь, что сбоку от нас, за стеной. Где исчезла ОНА. Недержание что ли? А, может, понос?
— В общем, дело такое, Ромуль! Мы разводимся, — говорю торопливо. Стремясь поскорее излить ему суть.
— Что? — Ромка меняется в лице. Вместо довольной гримасы на неё наползает тяжёлая тень.
Предрекая его оправдания, я говорю:
— Ты дослушай! Сначала дослушай. И не перебивай меня.
Он сцепляет ладони в кулак, смотрит пристально. Я продолжаю:
— Сегодня ко мне приходила одна из твоих… скажем так, зазноб.
— Рииит! — напускает обиды Роман.
— Не перебивай меня! Я же просила? — рычу на него.
Он выдыхает, глядит в направлении окна. Ровно туда же глядела она, его Зоя…
— Так вот! Она сообщила мне новость. Ты станешь отцом, дорогой. Поздравляю тебя! И отпускаю на все четыре стороны. Можешь подать на развод. Подпишу.
Вот теперь я закончила. Только Окунев странно молчит. Смотрит в прорезь окна. И кадык нервно ходит по шее.
— Что? Даже ничего не ответишь? — не выдерживаю я.
И тут мой супруг разражается гневной тирадой:
— Марго! Ну как так можно, а? Я срываюсь с работы! Дурацкие шуточки, вроде диагноза — это вообще из ряда вон выходящее. Ты мне какую-то чушь несёшь про зазноб, про отцовство! Что это, а? Ты дура совсем, или как?
— Прекрати называть меня дурой, — цежу я сквозь зубы. Мне плевать на соседние столики. В этот момент я готова макнуть его рожей в свой суп.
— Ну, прости, дорогая! Просто мне невдомёк, как так можно? Какая-то драная кошка приходит к тебе и несёт несусветную дичь? Какие-то сказки про серого козлика! А ты ей на слово веришь? Да это поклёп! Клевета.
— Про серого козлика, точно, — шепчу, наблюдая обычную в принципе, вещь. Так всегда реагирует Окунев. Сейчас наплетёт про обман, наговоры и прочее. Понадарит подарков, цветов! Поклянётся в любви и уйдёт. Может ещё в ноги броситься. Но это не у всех на глазах. Это дома.
— Марго! Я тебе поражаюсь. Ты взрослая умная женщина! Веришь шлюхе какой-то, а мужу родному не веришь? — распинается он.
Так вошёл в эту роль, что не видит, как у него за спиной застыла та самая шлюха…
Зоя стоит, прижимая ладони ко рту. Дрожит, как осиновый лист. Я сейчас даже чувство вины ощущаю. Так непривычно, щекотно в груди!
— Это… я… шлюха? — говорит по слогам.
Окунев кашляет, будто слюной подавился. Волосы он забирает назад пятернёй, набирает в грудь воздуха.
— Зоя? — отчётливо слышу, когда обернувшись, он видит её.
Зоя молчит, а глаза стекленеют от слёз. Она моментально, как кролик, бросается в угол. Бежит, спотыкаясь. Хватает свой длинный пуховик. Шарф остаётся лежать на полу, соскользнул… И выбегает наружу! А там застывает у входа. И, судя по дрожи, рыдает взахлёб.
— Ну что же ты? Иди, догоняй! — напутствую мужа.
Он даже привстал, как будто именно это и было в его планах. Только услышав мой голос, садится обратно на стул. Тяжело, обречённо. И дышит так, словно уже попытался догнать и не смог.
— И что это было? Твой обещанный сюрприз? — глядит на меня, распинает глазами.
— В детективной среде, дорогой, это называется очная ставка, — кончиком пальца я поправляю помаду. Запала во мне ещё хватит надолго. Если Окунев хочет поговорить.
Вот только он хочет иного. Встаёт. Над столом нависает, как туча. Кулаки упираются, взгляд пригвождает меня к деревянному стулу.
— Детективщица хренова! —
