Гийом Мюссо - Бумажная девушка
Щелчок, жужжание. Казалось, я снова слышу характерный звук мгновенной фотографии, выползающей из зева фотоаппарата.
Я опять увидел, как подхватываю снимок на лету под протесты Кароль:
– Эй! Осторожно! Ты оставишь на ней пальцы, дай ей высохнуть!
И вот я вновь бегу, потряхивая снимком, чтобы он побыстрее высох.
– Не поймаешь! Не поймаешь!
Потом еще три минуты ожидания, чуточку волшебного, когда Кароль оперлась на мое плечо, ожидая постепенного проявления фотографии на пленке, и ее сумасшедший смех, когда она увидела конечный результат!
* * *Билли поставила поднос с завтраком на стол из тика.
– ОК, мне не следовало рыться в ваших вещах, – признала она. – Я согласна с этим вашим Солтже-как-его-там: у каждого есть право на секреты.
Я уже успокоился, а она смягчилась. Билли налила мне кофе, я намазал для нее маслом тартинку.
– Что произошло в тот день? – все-таки спросила она через минуту.
Но в ее голосе больше не было неприятного напора или нездорового любопытства. Возможно, молодая женщина просто почувствовала, что, несмотря на внешнее нежелание, я несомненно нуждался в том, чтобы рассказать ей этот эпизод моей жизни.
– Это был день моего рождения, – начал я. – Мне исполнилось двадцать лет…
* * *Лос-Анджелес. Квартал Макартур-парк. 7 июля 1994 года
Лето, невыносимая жара. Она плавит все, город кипит словно котел. На баскетбольной площадке солнце растопило гудрон, но это не мешает десятку парней с голыми торсами воображать себя Мэджиком Джонсоном, бросая мяч в корзину.
– Эй, мистер Фрик! Ты покажешь нам, на что способен?
Я им не отвечаю. Впрочем, я их и не слышу: поставил на максимум громкость моего плеера. Этого достаточно, чтобы ударные и басы заглушили ругательства. Я иду вдоль сетки до начала паркингов, где одинокое и все еще немного зеленое дерево дарит маленький кусочек тени. Это не сравнится с библиотекой, где есть кондиционер, но все же лучше чем ничего, чтобы почитать. Сажусь на сухую траву, опершись спиной о ствол.
Под защитой музыки я в своем коконе. Я смотрю на часы. 13:00. У меня есть еще полчаса до автобуса, на котором я езжу в Венис-бич, где продаю мороженое на променаде. Так что я смогу прочесть несколько страниц из того эклектичного набора книг, который мне предложила мисс Миллер, молодая преподавательница литературы на факультете, блестящая и ниспровергающая основы. Ко мне она относится скорее хорошо. В моей сумке сосуществуют «Король Лир» Шекспира, «Чума» Альбера Камю, «У подножия вулкана» Мальколма Лаури[48] и тысяча восемьсот страниц «Лос-Анджелесского квартета» Джеймса Эллроя.
На моем плеере мрачные слова последнего альбома «РЕМ». И много рэпа. Это великие годы Западного побережья: поток доктора Дре, гангстерский фанк Снупа Догги Догга и ярость Тупака. Я ненавижу эту музыку с той же силой, с какой люблю. Это правда, что в большинстве случаев слова примитивные: восхваление марихуаны, оскорбления в адрес полиции, секс, сила оружия и тачки. Но рэп хотя бы говорит о нашей повседневности и о том, что нас окружает: об улице, гетто, отчаянии, войне банд, жестокости копов и девушках, которые оказываются беременными в пятнадцать лет и рожают в школьном туалете. И в песнях, как и в городе, наркотики всюду и объясняют все: власть, деньги, насилие и смерть. И потом рэперы дают нам ощущение, что они живут. Как мы: болтаются по подвалам зданий, участвуют в перестрелках с полицией, заканчивают дни в тюрьме или в больнице, если просто не умирают на улице.
Кароль я вижу издалека. На ней платье из светлой прозрачной ткани, которое придает ей легкость. Впрочем, оно не совсем в ее стиле. Бо́льшую часть времени Кароль, как и многие девушки квартала, маскирует свою женственность объемной одеждой: свитерами с капюшоном, футболками размера XXL или баскетбольными шортами, которые можно трижды обернуть вокруг талии. Нагруженная большой спортивной сумкой, она проходит мимо шутников, нечувствительная к их насмешкам или неуместным замечаниям, и присоединяется ко мне на моем «островке зелени».
– Привет, Том.
– Привет, – отвечаю я, снимая наушники.
– Что слушаешь?
Мы знакомы десять лет. Если не считать Мило, то это мой единственный друг. Единственный человек (кроме мисс Миллер), с которым я веду настоящие разговоры. То, что нас связывает, уникально. Это сильнее, чем если бы Кароль была мне сестрой. Сильнее, чем если бы она была моей девушкой. Это «другое», чему я никак не могу подобрать название.
Знакомы мы давно, вот только последние четыре года что-то изменилось. Однажды я выяснил, что ад и ужас живут в соседней квартире, меньше чем в десяти метрах от моей комнаты. Что девочка, с которой я сталкивался по утрам на лестничной площадке, уже была мертва внутри. Что иногда по вечерам с ней обращались как с вещью, и она терпела страшные мучения. Что кто-то высосал ее кровь, ее жизнь, ее сок.
Я не знал, как ей помочь. Я был одинок. Мне было шестнадцать лет, денег у меня не было, банды тоже, как не было и оружия и мускулов. Был только мозг и сила воли, но этого недостаточно, чтобы противостоять гнусности.
Тогда я сделал то, что мог, уважая ее просьбу. Я никого не поставил в известность, но придумал для Кароль историю. Это была история без конца, история о жизни Далилы – девушки-подростка, похожей на нее как две капли воды – и Рафаэля, ангела-хранителя, присматривавшего за ней с самого детства.
В течение двух лет я видел Кароль практически ежедневно, и каждый новый день был обещанием нового поворота в моей истории. Она говорила, что этот вымысел служил ей щитом, когда она сталкивалась с испытаниями жизни. А мои персонажи и их приключения переносили ее в выдуманный мир, приносивший успокоение в ее реальность.
Виня себя за то, что я не мог по-другому помочь Кароль, я проводил все больше времени, придумывая приключения для Далилы. Этому я посвящал почти все свое свободное время, создавая вселенную с кинематографическими декорациями в загадочном и романтичном Лос-Анджелесе. Я запасался документами, искал книги о мифах, поглощал старинные трактаты о магии. За сочинением истории я проводил ночи, день за днем заставляя жить многочисленных персонажей, которые тоже сталкивались с мраком и страданиями.
Шли месяцы, моя история становилась все объемнее, перерастая из волшебной сказки в рассказ-посвящение, чтобы превратиться в настоящую одиссею. Я вложил всю свою душу в этот вымысел, все, что было во мне лучшего, не подозревая, что через пятнадцать лет она сделает меня знаменитым, и ее прочтут миллионы людей.
Вот почему теперь я практически не даю интервью, вот почему я стараюсь избегать журналистов. Генезис «Трилогии ангелов» – это секрет, которым я смогу поделиться только с одним человеком в мире.
