Два солнца в моей реке - Наталия Михайловна Терентьева
Мы пошли прогуляться в наш городской парк, местами больше напоминающей лес. Несколько лет назад власти за него взялись, повырубали лишнее, положили местами рулонный газон, посадили сосенки и ели. Но это все быстро забылось. Газон засох, сквозь него пробилась настоящая трава и сорняки, хвойные в основном не прижились, тоже засохли, зато появилось много березовой и ивовой поросли. Однажды я сказала Эварсу, что самый распространенный и неискоренимый сорняк наших краев это берёза, и он долго не мог поверить, что понял меня правильно. «Значит, если здесь больше не будут жить люди, здесь останутся только белые деревья?» Почему-то его очень заинтересовала эта тема, и он еще несколько раз возвращался к ней. А я в очередной раз подумала, как полезно смотреть на привычные вещи с точки зрения инопланетянина.
– Расскажите мне о себе, – попросила женщина.
Сказать ей, что я не должна рассказывать о себе? Это не входит в мои должностные обязанности, и это только мешает. Но ведь я обещала ей общаться, она просит только об этом. Ей хочется не только говорить, но и слушать. И не телевизор, не радио, и даже не блогера, а живого человека, который идет рядом с ней, видит ее реакцию, смешит или задевает ее чем-то.
– У меня есть любимая сестра Марина.
– Старшая?
– Да.
– Я так и подумала.
– Она умнее и успешнее, чем я. Мы очень похожи.
– У меня тоже есть сестра… – неожиданно сказала женщина. – Была, точнее. Я больше с ней не общаюсь.
– Почему?
Я помню, что она говорила, что у нее кроме дочки, уехавшей в Москву, никого нет.
– Разные. Мы слишком разные. Не можем ни о чем говорить. Встречались раньше раз в год и тут же начинали ругаться. Больше не общаемся. А вы?
Я вздохнула. Хорошо, что сегодня пятница. На два дня можно забыть о чужих проблемах, часто неразрешимых, к которым можно только приспособиться. Разговор сегодня не клеился, я устала за день от излияний моих посетителей, женщина очень хотела расспрашивать меня обо мне. Я вспомнила, что посоветовала ей взять собаку.
– Вы съездили в приют?
– Пока нет. Не знаю… Собака не заменит мне человека.
– А фильмы посмотрели, которые я советовала?
– Они все про бедных… Один включила, второй… От своей бедности не знаю куда деваться.
– Смотрите про богатых.
– Не могу. Смотрю и думаю – почему жизнь так несправедлива?
– Потому что это ее главный закон. Равны мы только перед Богом – по крайней мере, так он когда-то сказал, а люди записали. Если ничего не напутали, конечно.
– А я в него не верю. Нет. Пойду в церковь, посмотрю на иконы, на людей, на попов – понимаю, что все враньё. Всё придумали когда-то люди. Никто ничего не записывал – сели и придумали. Потому что им было одиноко и страшно. И сейчас многие не верят. Вот полтора миллиарда китайцев не верят ни в какого бога и отлично живут. А моя сестра верит, а делает такое… У сирот ворует. Фонд какой-то социальный прибрала, через нее идут деньги, дом отстроила, машины меняет, шубы. И ее бог ей всё прощает. Нет никакого бога.
Я развела руками. На мое счастье стал накрапывать дождь и поднялся ветер, и мы распрощались. Она пообещала испечь мне пирог и принести на следующей неделе. Я шла домой и вспоминала, как сама смотрела по вечерам эти фильмы «про бедных», когда рассталась с Сашей. И мои страдания постепенно стали казаться мне просто игрой. Поэтому и советую их иногда смотреть своим посетителям. Арабские дети, у которых одна пара обуви на двоих – сегодня, сейчас, не сто лет назад; девочка, мечтающая о велосипеде, выучившая ради того, чтобы получить его, наизусть весь Коран; женщины, которые не могут сами доехать на работу на автобусе, без сопровождения мужчин; первые жены, вынужденные терпеть вторых. Я прикидывала – смогла бы я так – быть первой или второй, с одним и тем же мужем на двоих, ведь Саша иногда шутил об этом. Если всё внутри перестроить, совсем всё, стереть память, забыть прочитанные книжки и любимые фильмы, на которых выросла – наверное, можно.
Стереть память… Как хочется иногда о чем-то забыть, навсегда, чтобы не выскакивало невпопад, чтобы не снилось, чтобы не мешало. И как хорошо, что это не получается, что это не в человеческих силах. Эварс мне показывал, как он подправляет немного лица на фотографиях, которые он делает на улицах. У него есть в смартфоне программа, позволяющая менять выражение лица человека одним кликом. Раз – и уголки губ поднимаются. Два – начинают сиять грустные глаза. Три – хмурое лицо становится светлым и радостным. Это очень страшно, так же как попытки стереть или подделать память. Я не говорю о крайних случаях, когда сильный испуг, травма калечат психику. Но в обычных случаях наша память, даже то плохое, что в ней есть, определяет наше сегодняшнее поведение. И я помню не только то, что случилось со мной. Я помню и то, что не случилось – свои мечты и надежды, которым не суждено было сбыться. Я помню то, что было до моего рождения – так, как мне рассказали об этом мои родные или другие люди – в книгах, в фильмах, в сказках. Чтобы мне стать второй женой рядом с первой, надо всё это забыть. Потому что в моем сознании такой возможности нет.
С некоторых пор ко мне ходит на консультации одна совсем молодая женщина, я поначалу никак не могла понять, что же ее мучает. Она рассказывала, что ничего не хочет, ничего не интересно, поучилась там, поучилась здесь, бросила. Работать не хочет, всё скучно, всё не то. Пробовала петь, вести блог, что-то рисовать и даже что-то снимать. Кормит папа, хотя ей уже двадцать три, папа живет отдельно, но хороший, добрый, ее любит. Есть и мама, тоже хорошая и добрая, купила ей квартиру, у мамы есть деньги, мама возглавляет строительную фирму. Поначалу я решила – юная особа мается от безделья, всё есть, поэтому ничего не хочет. Но девушка приходила и приходила. Постепенно рассказала, что уже два раза пыталась наладить личную жизнь, оба раза ошиблась. Что жить одна не хочет, вернулась из своей квартиры к маме. И я всё пыталась понять – в чем причина ее подавленности, что не так в ее мире. Почему так некомфортно она себя чувствует в жизни. И, кажется, поняла.
У ее отца, очень богатого человека, две семьи, практически официально. Наше гражданское право этого не позволяет, мораль вроде как тоже, но ее отец может себе это позволить. У него две большие квартиры, два прекрасных дома, несколько домов за границей, в одной стране – для первой семьи, в других двух – для второй. Мать этой девушки, еще очень эффектная сорокапятилетняя дама, – вторая жена. Первая тоже эффектная, с хорошим характером, двумя детьми и тремя внуками. А у второй только одна дочь, моя посетительница, которая никак не может найти свое место в этом мире.
Лет до двенадцати ей казалось, что в ее жизни всё очень хорошо. А потом она узнала, что больше так никто не живет. Что родители или вместе, или расстались, или одного просто нет. А так, чтобы у отца было две жены, две семьи, чтобы он проводил время то в одной семье, то в другой, что все об этом знают, такого больше ни у кого нет. И почему-то Леру, мою посетительницу, эта ситуация стала угнетать. Может быть, нашлись какие-то
