Две секунды после - Ксения Ладунка
— Психологические экспертизы не проводятся просто так, мисс Шнайдер, — осекает мамин адвокат, — я могу сказать, что вчера вы убили человека, и вашу адекватность нужно проверить. Сами понимаете, после этого ничего не произойдет.
— Я понимаю. Знаю, от моих слов на самом деле мало что зависит. Но я просто устала играть в эти игры и говорю правду.
— Что правда, а что нет, будешь решать не ты, — говорит мать.
— Разумеется, нет, — киваю я в ответ.
— Белинда, — обращается ко мне агент, — если ты утверждаешь, что твоя мать все выдумала, как ты думаешь, зачем ей это нужно?
Я смотрю на маму, она смотрит на меня, и я чувствую, что не будь здесь других людей, мы бы давно вцепились друг в друга.
— Я мало что знаю об их разводе с отцом, но… кажется, причина в нем и в деньгах. Папа говорил, что она шантажировала его. Шантаж не удался, и она решила заработать иначе и заодно отомстить.
Пока я говорю, не отвожу от матери взгляда. Она кипит, и у нее вот-вот сорвет крышу, но сохранить свою легенду важнее, чем выместить на мне гнев. После продолжительной тишины агент говорит:
— Хорошо. Тогда у меня есть еще несколько вопросов.
* * *
Я выхожу с допроса полностью вымотанной, и единственное, чего мне сейчас хочется, это покоя. У двери нас с адвокатом встречает отец, и меня захлестывает такая тревога, что я, не думая, прохожу мимо и убегаю в туалет. Я не хочу ему ничего объяснять, не хочу ничего рассказывать. Я не должна была говорить то, что сказала, отец не одобрит это, но по-другому я не могла.
В туалете я опираюсь руками о раковину и включаю кран. Умываюсь холодной водой, наплевав на косметику. Том ни в чем не виноват, и он не должен страдать из-за разборок нашей семьи. Я сделаю что угодно, лишь бы вытащить его, доказать невиновность. Он сказал, что любит меня, и как бы я ни обманывала себя, я тоже его люблю.
И если единственным вариантом остановить этот поезд будет лечь перед ним на рельсы, я это сделаю.
Дверь приоткрывается, и в проеме показывается отец. Я стираю воду с лица, стряхиваю с рук и говорю:
— Пап, это женский туалет.
Он отмахивается и подходит ко мне.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает, кладя руки мне на плечи.
— Нормально.
Поймав в отражении зеркала его взгляд, я признаюсь:
— Прости, пап, я рассказала все про нашу семью.
— Уже знаю.
— Прости.
Он долго молчит, глядя куда-то вниз, а потом вдруг говорит:
— Ты все сделала правильно. Это я виноват, что все зашло так далеко.
Удивившись, я поворачиваюсь к нему. Он добавляет:
— Мы докажем, что она лжет, чего бы нам это ни стоило.
— Я думала о том же самом, — говорю с грустью.
— Я должен был беречь тебя, а вместо этого кинул на рожон.
— Пап…
— Слушай, когда все это закончится, ты можешь уехать домой. Ты не должна быть здесь, жертвовать собой ради нашей репутации. Я решу вопрос с твоим контрактом, как только все закончится.
Закусив губу, я мотаю головой.
— Нет, пап. Теперь я никуда не уеду. Кажется, я люблю Тома и готова ради него на все.
Он сжимает челюсти.
— Не думаю, что любить его — хорошая идея.
Услышав неодобрение, я вновь отворачиваюсь к раковине. Резко вытащив несколько одноразовых полотенец, вытираю руки и говорю:
— Я не могу выбирать, кого любить.
— Ты ошибаешься, девочка моя. — Отец поглаживает меня по спине. — Ты молода и красива, можешь выбрать кого угодно. Том тебя не достоин.
— Думай, что хочешь, — я резко закрываю тему.
Папа хочет сказать что-то еще, но я не даю, быстро выходя из уборной. Хватит на сегодня конфликтов. Если отец против наших чувств, то это только его проблемы, потому что я никогда не буду опираться ни на чье мнение, когда дело касается любви. Пусть весь мир говорит, что это неправильно, пусть отец считает, что Том меня не достоин, я все равно буду с ним, если решу так сама. А я уже все решила.
Глава 15
Рано утром отец сообщает мне, что через два дня состоится суд для внесения залога, и Тома отпустят. Вместо очередной репетиции «Нитл Граспер» отправляются в полицию для дачи свидетельских показаний. Марта заявляет у себя в соцсетях, что Тома оклеветали, он никогда не интересовался детьми и, вообще, был лучшим на свете мужем. Некоторые публичные личности выступают против масштабной травли, развернувшейся против нас, обосновывая это отсутствием решения по делу.
Несмотря на то, что официально Том не был ни обвинен, ни оправдан, лейбл рекомендует моему отцу отменить все ближайшие мероприятия. Из оставшихся было несколько концертов в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Подумав, папа соглашается.
Для группы это становится ударом. Весь промоушен альбома остановился, для мира его как будто не существовало. Мероприятия отменены, и нам придется вернуться домой после завершения разбирательства. Папа всех успокоил: как только шумиха уляжется, «Нитл Граспер» объявят мировой тур. Пусть телеканалы и журналисты отказываются работать с нами, никто не сможет запретить выступать. Отец уверен, что несмотря ни на что, тур будет успешным.
Из участка «Нитл Граспер» возвращаются с нашим адвокатом и записью допроса Тома на диске.
Он отказался от защиты. Сказал, что ни в чем не виноват, и поэтому адвокат ему не нужен. Этим он все очень усложнил, по крайней мере, так сказал папа. Я же думаю, что он поступил правильно. У каждого здесь свое кино — у меня, у Тома, у отца. Мы все хотим одного и того же, но действуем по-своему. Отец хочет сгладить углы, а мы с Томом готовы говорить все, как есть, потому что нам уже нечего терять.
Мы собираемся у отца в номере, чтобы посмотреть видео.
— Там почти семь часов записи, — говорит адвокат, — я изучил текстовую расшифровку. Мы посмотрим определенные моменты, остальное не будем.
Он вставляет диск в ноутбук, и видео начинается. Я вижу Тома, камера направлена на него сверху, из-под потолка. Качество плохое, но у меня все равно ускоряется сердце, потому, что я, наконец, вижу его.
— Не перематывайте, — останавливаю я адвоката, когда тот тянется к кнопкам. — Я хочу посмотреть сначала.
Том рассматривает
