Буду твоей Верой - Ана П. Белинская
— Верка, чего стоишь, слюни пускаешь? Ну-ка, поухаживай за гостем. Я вас стеснять не буду, кушайте. Давай, Верунчик, наложи парню грибочков, капустки положи. Егор, — обращается мама к Бестужеву, — ты грибочки-то наши попробуй. Мы сами с отцом Веры их солили. Налегай, сынок. Кушайте на здоровье.
Ой, мамуля! Ну какая же ты наивная у меня! И самая лучшая!
Смотрю на Егора, который покрылся алыми пятнами. Сидит, голову опустил и желваками поигрывает.
— Спасибо, Анна Михайловна. Всё обязательно попробую.
Мама скрывается точно так же быстро, как и организовала этот нескромный пир.
Руки потрясываются, а сердце тарабанит точно оглашенное. Нервничаю страшно. Не каждый день приходится за парнем ухаживать.
Накладываю в тарелку пару котлет, потом подумав, добавляю еще одну.
Ставлю перед Егором и возвращаюсь за своей порцией, не уверенная, что вообще смогу рядом с ним есть.
— А суп? — оборачивается Бестужев.
Ась? Какой суп?
На плите действительно стоит огромная кастрюля с супом, да вот только я не думала, что Егор его будет есть, поэтому и не предложила. Я привыкла, что Ромкина друзья никогда не едят первое, уплетая все мамкины котлеты за обе щеки, а этот, вдруг, суп просит.
Ну суп, так суп!
Наливаю добротный половник горячего, опускаю тарелку на стол и присаживаюсь на соседний стул.
Я не успеваю пожелать приятного аппетита, когда чашка Бестужева из-под супа оказывается идеально пустой.
Так и замираю с поднятой вилкой в руке.
Он что, победитель конкурса едоков на скорость?
— Быстро же ты с ним справился, — без задней мысли, восторгаюсь здоровым мужским аппетитом. — Как будто лет сто не ел, — хохочу.
— Ну не сто, — пожимает плечами. — Лет 13 точно.
26
Надо было Ромкину куртку надевать! Не хватало еще вспотеть, как колхозник, и заявиться в таком виде в гости к парню. Почему так жарко на улице в ноябре? Или только мне одной жарко?
Стою перед воротами дома Бестужева и не решаюсь нажать на звонок. Перекладываю из одной руки в другую купленный торт и жутко нервничаю. Внутри всё плавится от накатываемой панической атаки. Я собираюсь попасть в самое личное, спрятанное от большинства, место — в дом к Егору Бестужеву, самому загадочному, немногословному парню нашего курса.
От понимания этого факта голова идет кругом, а мелкая дрожь сковывает напряженное тело.
Мне очень хочется хоть мельком взглянуть, какой звезда юношеского гандбола по ту сторону этого невысокого забора, познакомиться с его семьей и узнать, почему же эти грустные брови так манят девчонок и восхищают ребят. Но мне страшно. Я боюсь, что этого парня слишком много становится в моей жизни, на столько много, что есть вероятность стать моей личной зависимостью.
Звонок мобильного устройства нарушает мои стенания, и я лезу в карман пуховика за телефоном.
Экран высвечивается цифрами Егора и я, не раздумывая, снимаю трубку:
— Алло.
— Привет, Снеговик. И как тебе наши ворота? Но знаешь, с той стороны, есть вещи более интересные.
Что? Кручу головой по сторонам и замечаю небольшую направленную на меня камеру.
— Да-да. Если бы я тебя сейчас не видел, никогда бы не поверил в твою нерешительность, — насмешливо хмыкает, — хватит топтаться. Звони, — сбрасывает звонок.
Ну и дела…
Я, должно быть, выгляжу смешно, стоя уже десять минут под воротами, а этот невыносимый спортсмен насмехается надо мной всё это время.
Нажимаю на звонок и слышу щелчок открывающейся двери.
Пока иду по расчищенной от опавшей пожухлой листвы дорожке, разглядываю небольшую придомовую территорию: двор выглядит спящим, таким, как будто его давно не будили, не приводили в порядок. Справа от дома вижу небольшой палисадник, заброшенный, грустный, но помнящий, каким роскошным он когда-то был, а сейчас укрыт осенней темной листвой и памятью… Слева — гараж и припаркованная машина, на которой Егор подвозил меня тем самым снежным вечером.
Дом Бестужевых, по сравнению с Дивеевским, гораздо меньше, но все равно впечатляет размахом. Представляю, каково было Егору в нашей тесной хрущевке. Мигом волна стыда и неловкости заставляет снова почувствовать себя неуютно, хотя, надо признать, рядом с Егором я некогда не чувствовала разницу нашего социального положения.
Не успеваю постучать, как дверь распахивается и передо мной возникает Бестужев.
Э-э-э…
Слегка подвисаю, когда вижу парня в домашних спортивных шортах, белой борцовке и с босыми стопами. Широкие плечи и крепкие руки сообщают, что передо мной не мальчик, а молодой мужчина. Смущение заставляет мои щеки пылать, и я опускаю свой взгляд.
— Привет, Егор.
— Привет, Снеговик, — стягивает с меня шерстяную шапку с помпоном, отчего мои волосы моментально взлетают.
— Ой! — пытаюсь одной свободной рукой пригладить разбушевавшиеся антенны.
— Оставь! Ты похожа на одуван. Мне нравится.
Поднимаю глаза и встречаюсь с веселящимися его.
«Нечего смешного нет», — хмурюсь.
— Давай сумку, — просит Бестужев и забирает рюкзак, а я, заодно, втюхиваю и торт.
— Спасибо.
Разуваюсь, снимаю пальто и одергиваю темно-синий свитер, под который я предусмотрительно надела футболку.
Осматриваюсь по сторонам, прислушиваясь к посторонним звукам: где-то бубнит телевизор, гудит работающая микроволновка, а в остальном — тишина.
— Как добралась? Зря ты отказалась от такси, — Егор шлепает босыми ногами, а я следую за ним. — Здесь можешь помыть руки, — кивает на дверь.
— Очень легко добралась. Спасибо, — открываю и вхожу в ванную комнату. Свет моментально зажигается сам и в огромном зеркале я вижу свое лохматое отражение.
Ох, так дело не пойдет. Что подумают родители Егора? Привожу в порядок волосы, смачивая расческу водой, наношу прозрачный блеск с эффектом стекла и мороза, который мама Киры мне великодушно подарила, и мою руки. На длинной палетке крючков
