Буду твоей Верой - Ана П. Белинская
Не задумываясь, бросаюсь парню на шею и чувствую, как крепкие руки меня ловят и начинают кружить. Обнимаю широкие плечи, и наши газа встречаются: его — теплые-тёплые, мои … влюбленные?
— Кхм, кхм, молодые люди, извините, — Бестужев опускает краснеющую меня на землю, и мы оба смотрим на женщину-ведущую. — Молодой человек, а это для вас, заслужили! — протягивает парню стеклянную баночку меда.
Прикрываю ладошкой губы и улыбаюсь. Егор настолько смотрится растерянным, что выглядит безупречно милым!
Украдко поглядывая друг на друга, мы доходим до моего дома. Сколько мы идем, я не знаю: час, может два. Разве можно следить за временем, когда все мысли только о том, чтобы эта дорога не заканчивалась? Когда внутри все порхает и переливается всеми цветами радуги?
Стоя у подъезда, обнимаю баночку с медом.
— Ну пока, Пух? — шепчет Бестужев.
— Пока, — не хочу расставаться.
И снова стоим.
Минуту, две…десять…
— Вера? — слышу голос мамы. — А вы чего тут дырки в друг друге протираете? Здравствуйте, молодой человек!
— Добрый день! — не тушуясь, здоровается парень. Есть ли что-то или кто-то, способный смутить Егора Бестужева? Меня же точно кипятком облили — покраснела до кончиков волос. Мама оценивающе проходится по Егору, а я же жду вынесения вердикта, потирая вспотевшие ладошки. Но когда мама искренне мягко улыбается, я понимаю, что увиденное ее полностью устраивает. Фуух. И почему для меня это вдруг стало таким важным?
— Егор, это моя мама, Анна Михайловна, — представляю Бестужеву маму. — Мам, это Егор, мой… друг.
Опускаю голову, не в силах смотреть ни на маму, ни на Егора. Чувство вселенской неловкости сковало по рукам и ногам.
— Друг, — повторяет мама, а я слышу хитрые нотки в ее голосе. — Ну тогда приглашай своего друга обедать. Нечего тут дверь подпирать.
Что? О, нет!
25
— Мам, Егор, наверное, торопится и …
— Я никуда не тороплюсь, — перебивает Бестужев.
Как это?
Смотрю на него и мысленно семафорю: «Ты торопишься!».
И я вовсе не от того, что не обладаю гостеприимством, нет, а потому, что не готова ко встрече брата и Егора. От брательника потом не отделаешься, Бестужев же для него спортивный Божок, которому Ромка готов в рот заглядывать и за улетевшими за поле мячами бегать!
Но парень мои сигнала не принимает и ловко перехватывает полные сумки из рук мамы, которые от волнения я даже и не заметила.
— Тяжелые ведь, — сетует мама и качает головой. — Вот спасибо, Егорушка!
Какая, все-таки, у русских женщин удивительная особенность — переживать за мужчину, который на две головы выше, сильнее и крепче, чтобы, бедненький, не перетрудился! Мама готова сама переть на своем горбу, только, чтобы кому-то не было тяжело, а то, что у самой руки оттянулись до земли, так это нормально.
Присматриваюсь к парню, для которого, кажется, эти неподъемные сумки ничего не весят и не могу поверить, что он сейчас собирается идти ко мне домой.
— Вера, а где у вас поблизости магазин продуктовый? — спрашивает Бестужев.
А, нет, значит всё-таки решил удрать.
Не знаю почему, но невесомая тень огорчения накрывает с головой, когда как я должна радоваться, что Егору не придется пересекаться с моим братом.
— За нашим домом есть супермаркет, — бурчу и обиженно вскидываю подбородок.
— Я сейчас сумки подниму в квартиру и сбегаю в магазин, неудобно идти в гости с пустыми руками, — заходим в подъезд.
То есть? Он не собирается удирать?
— Да что вы, молодой человек?! — ахает мама. — Не нужно никуда бежать. Где же у вас пустые руки? Вон, — кивает на пакеты, — груженые наоборот! И мед к чаю есть!
Мама улыбается Бестужеву и… о, Господи! Боже! Неужели я вижу ответную улыбку Егора? Ну-ка повторите! Я не успела разглядеть! Это же наиредчайшее природное явление, и мы ждали его точно явление Христа народу!
— Хорошо, — усмехаясь, соглашается Бестужев, — в следующий раз подготовлюсь основательнее! Банкой меда не отделаюсь! — и оба друг другу улыбаются так, будто разговаривают на языке, понятном только им двоим.
Это что еще такое? Я тут, ау! И что значит — в следующий раз? Будет и следующий?
В пролете между вторым и третьем этажами намеренно пропускаю парня вперёд и ровняюсь с запыхавшейся мамой.
— Мамуль, а брат дома? — тихонько шепчу, чтобы Егор не услышал.
— Откуда, Верусь? Хвост распушил, пакли свои гелем натер и смылся, паршивец, девчонок кадрить, — смеется родительница.
Облегченно выдыхаю и благодарю брата — хоть что-то за сегодняшний день сделал правильное! Папуля с раннего утра на рыбалке, поэтому можно немного расслабиться.
Подходя к квартире, рыскаю по стенам, чтобы вовремя заметить любовные послания Ромкиных воздыхательниц, но, когда замечаю белесые хаотичные разводы, понимаю, что брательник уже успел отхватить от отца и вымыть стены. Ромка скоро станет у нас подъездным уборщиком!
Дома пахнет едой. Теплой, недавно приготовленной. Быстро сбрасываю обувь и оборачиваюсь к парню, который стоит по ту сторону двери. Втроем мы в прихожей не поместимся.
Отступаю и пропускаю парня в квартиру.
Я немного волнуюсь.
Друзья Романа частенько у нас пасутся и объедают, а вот, когда ко мне в последний раз приходили гости, я и не вспомню. Кажется, девочки из начальной школы на мой день рождения.
Рассматриваю парня, так неуместно смотрящегося на этом тесном пятачке нашей прихожей. Каждый день лицезреть рослого брата — другое дело, здесь Ромка как раз-таки к месту, а этот парень… такой загадочно-печальный и волнующий, точно свободолюбивый скакун бескрайних просторов, кажется великаном в стране лилипутов.
Бестужев опускает на пол пакеты, разувается и вновь,
