Три секунды до - Ксения Ладунка
Том держит меня, и я успокаиваюсь. В его объятиях всегда так хорошо… Почему это не может продолжаться вечно? Он словно укрывает меня от всех проблем и опасностей. Я готова обниматься с ним всю жизнь.
Том медленно проводит руками по моей спине вверх, до лопаток, и внутри все вспыхивает. Не отстраняясь, он говорит:
– Я что-то делаю не так, и меня это волнует.
– Делаешь не так? – переспрашиваю ему в шею.
– В наших отношениях.
– Нет, Том… это я все делаю не так. Я просто дура, которой очень плохо.
– Тебе надо отдыхать и не надо плакать. – Он чуть отодвигается от меня. – Но если я скажу тебе лежать в кровати, ты меня, конечно же, не послушаешь.
Я вдруг чувствую навалившуюся усталость и понимаю, что он прав.
– Я не хочу уходить… – шепотом говорю я, – можно я лягу здесь?
– Можно, – ухмыляется Том и отпускает меня.
– Ты будешь играть? – спрашиваю.
– Буду, но тихо.
– Спасибо, – говорю я и закидываю ноги на диван.
В итоге Том приносит мне подушку и покрывало. Сквозь дремоту до меня доносятся тихие красивые мелодии, которые льются из-под его пальцев. И в этот момент мне так хорошо, как не было никогда.
* * *
Две недели подряд доктор приходит и ставит мне капельницы. Том говорит, это нужно, чтобы у меня не было ломки. Все сгибы локтей исколоты и в синяках. Каждый раз я плачу, когда доктор загоняет иглу мне под кожу. Хочется вывернуть себя наизнанку от тревоги, что я испытываю при виде иголок. Но сегодня все заканчивается. Меня ждет последняя процедура.
После того, как я полностью рассказываю Тому о случившемся дома, он дает мне один из своих старых телефонов и кредитку. Я долго отнекиваюсь, но потом все же соглашаюсь, потому что мне нужно как-то заказывать еду.
За две недели мое лицо почти прошло, остались только желтые следы на месте синяков, и когда я нажимаю на правую щеку, внутри до сих пор что-то хлюпает. Но уже почти не больно, так что меня это совсем не волнует.
Жизнь с Томом оказывается совсем не такой, какой я себе ее представляла. Его часто не бывает дома, а когда он возвращается, то почти всегда спит. Не знаю, где он пропадает, но я бы напросилась вместе с ним, если бы не разбитое лицо, из-за которого две недели пришлось просидеть в квартире.
Когда капельница остается позади, за окном уже поздний вечер. Я сразу решаю идти вниз на кухню и поесть, может, включить телевизор. Но только не оставаться наедине с собой, ведь сделать это – значит обречь себя на мысли о дозе. Да, физической ломки у меня нет, но где-то в желудке ворочается это мерзкое желание. На самом деле я смертельно хочу наркоты. Все эти две недели я думаю только о ней, и это невозможно побороть.
Но десять дней чистоты – это не только попытка избежать ужасной тяги к наркотикам. Я вспоминаю, почему начала употреблять. Разложение, подавленность, депрессия. Апатия, тоска, паника. Это и многое другое, из чего состоит мое «светлое» сознание. Я нерадостный и несчастливый человек. Я не вижу смысла в жизни. Я думаю о смерти. И такой я была всегда, с самого рождения. У меня не получилось с этим справиться, сомнительная компания с веществами заменили мне счастье. И я не знаю, как от этого отказаться.
Я заканчиваю делать тосты с арахисовой пастой, и звук от входной двери заставляет меня вздрогнуть.
– Привет, – говорит мне Том, когда я прохожу в зал и ставлю тарелку с едой на журнальный столик.
– Ты сегодня рано, – делаю заключение.
Он отмахивается. Я сразу чувствую исходящие от него напряжение и нервозность. Том стремительным шагом проходит на кухню, открывает мини-бар и достает оттуда первую попавшуюся бутылку вина. Открывает ее, а потом наполняет бокал.
– С тобой все в порядке? – спрашиваю я, наблюдая за этим.
– Все прекрасно, – сердито говорит он и выпивает вино.
Я чувствую, что если сейчас докопаюсь, то попаду под горячую руку. Так что, плюхнувшись на диван, включаю телевизор в надежде найти что-нибудь интересное. Том подходит ко мне и ставит на столик пустой бокал, наливает в него вино, а потом садится рядом.
Глядя на алкоголь, я спрашиваю:
– А мне можно?
– Почему нет? – говорит он и забирает у меня пульт.
– Я отхожу.
– Ну, я же не твой доктор и не твоя мама. Решай сама, что тебе можно, а что нет.
Вообще-то, я не планировала сегодня напиваться, но у меня никак не получается сдержаться. Так что я тянусь к бокалу и начинаю опустошать его.
– Мы будем что-то смотреть? – спрашиваю.
– Понятия не имею.
– Я хотела концерт Pink Floyd “The Wall”, – вдруг вспоминаю я. – Видел? Говорят, он очень крутой.
Том поворачивается ко мне и задерживает взгляд.
– Да, видел, – говорит он, а спустя секунду добавляет: – Но готов посмотреть еще раз.
Я смущенно улыбаюсь и прячу лицо в бокале. На голодный желудок начинаю пьянеть почти сразу.
– Это невероятное выступление, – Том принимается щелкать по кнопкам, – они будут строить стену прямо перед собой на сцене. А в конце сломают ее.
– Ты только что все проспойлерил!
– Это надо видеть.
– Окей, бумер, – насмехаюсь я и делаю глоток.
Хмурясь, Том косится на меня, а потом запускает видео. Постепенно комната начинает заполняться медленными и красивыми мелодиями. Если честно, мне не очень интересны записи выступлений каких-то старых групп, но я знаю, что Том это любит. Я физически чувствую его напряжение, оно будто бы передается мне и заставляет нервничать. Что с ним? Я бы подумала, что Том просто устал, но он с порога кинулся за бутылкой. Тут явно что-то не то.
Постепенно он расслабляется. Вино и музыка действуют на него успокаивающе. Я пытаюсь следить за экраном, но постоянно бросаю на Тома взгляды. Какой же он красивый…
