Три секунды до - Ксения Ладунка
– Том… – сдавленно говорю я.
– М? – откликается он.
Я сглатываю и наконец-то решаю спросить:
– Сколько тебе лет?
– А ты не знаешь? – говорит.
– Сколько?
– Тридцать три.
– Жесть, – делаю паузу, – ты не выглядишь на тридцать три.
– А как должен выглядеть человек в тридцать три?
– Эм… старым? – аккуратно спрашиваю я.
– Я припомню это, когда тебе будет тридцать три.
– Когда мне будет тридцать три, тебе будет… сорок восемь! – удивляюсь я цифре. – Ты уверен, что еще сможешь говорить?
Том усмехается. Я тоже улыбаюсь. Не в силах больше себя контролировать, я обнимаю его за плечи и утыкаюсь носом в плечо. Как же я влипла. Он старше меня на пятнадцать лет. Он лучший друг моего отца. У него есть бывшая жена и ребенок. А я влюбилась так сильно, что умру, если он оставит меня.
Я схожу с ума от его запаха. Рука Тома проскальзывает между моей спиной и спинкой дивана и прижимает к себе. В животе становится горячо. Я поднимаю на него взгляд и вижу, что он тоже смотрит на меня. Наши лица совсем близко… Носом я чувствую его дыхание, глубокое и горячее. От головы и до самых ног пробегают мурашки. Все тело начинает дрожать.
В груди щекочет сладкая боль, и мне это нравится. Сердце словно перегревшийся мотор – работает на пределе и дымится. Мечась между страхом и желанием, я провожу рукой по плечу Тома, по шее и касаюсь колючей щеки. Наваливаюсь на него всем телом, ощущаю, как тяжело, рывками вздымается его грудь.
– Белинда… – словно предостерегая, говорит он.
– Что? Я ничего не делаю, – отвечаю и кладу вторую руку ему на лицо.
Том крепко держит меня и водит ладонями по спине. Я на секунду задыхаюсь, а в голове словно взрываются звезды. От воспламенившихся между нами чувств я теряю голову. Его нежные руки, упругое тело, глубокие зеленые глаза… Все гаснет, остается только Том. Только мы вдвоем, а остального мира не существует. Теперь я понимаю, что это значит.
Мы смотрим друг на друга, когда я наклоняюсь к его лицу и целую. Медленно прикасаюсь к мягким прохладным губам и не встречаю сопротивления. Том целует меня в ответ. Сразу становится главным и подчиняет своей воле. Все происходит нежно и ласково, почти невесомо, будто от любого неверного движения этот мираж рассыплется. Я настолько сильно хотела этого поцелуя, что теперь он кажется сном.
Неужели это происходит? Этого просто не может быть…
Наши языки сплетаются. От жгучего желания между ног больно пульсирует, и я слегка развожу колени в стороны. На секунду отрываюсь от его губ и издаю вздох, граничащий со стоном. Сразу тянусь за следующим поцелуем, но Том отдергивает голову назад. Пугаясь и ничего не понимая, я снова пытаюсь дотронуться до него, но и в этот раз он отдаляется.
– Нет, Том… – отчаянно шепчу я, – нет, пожалуйста, позволь, не будь жестоким, не делай так…
– Перестань это, – хрипло говорит Том, словами разбивая меня на тысячи осколков.
– Нет, – жалобно протестую я, – нет… – И кладу руку ему на шею, но он резко перехватывает ее и уводит в сторону.
– Чего ты хочешь? – спрашивает.
Я замираю, а потом говорю:
– Тебя.
– Это полная хрень, Белинда, это не ответ! – рявкает он, всем телом отстраняясь от меня и заглядывая в глаза, продолжая держать за запястье.
– Это правда, что еще мне сказать?! – вскрикиваю я и с силой выдергиваю руку.
– Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Я могу. Раздевайся.
Я задыхаюсь и чувствую, что тело из горячего за секунду становится холодным.
– Что? – переспрашиваю.
– Если ты этого хочешь, тогда раздевайся.
Глаза застилает пелена, и я пытаюсь прогнать ее, несколько раз моргнув. Руки немеют. Тело будто становится не моим.
– Ну? – говорит.
– Что ты несешь…
– Ты буквально только что сказала мне, что хочешь меня! Ты вообще понимаешь, что говоришь? Ты понимаешь, что делаешь?
– А ты что-нибудь понимаешь?! – не выдерживаю я. – Ты целовал меня! Ты, не кто-то другой!
С каменным лицом Том цедит:
– И что?
– Да ничего! – кричу я и спрыгиваю с дивана. – Все, отвали от меня! Я тебя ненавижу, понятно?! Ненавижу тебя, урод!
Я всхлипываю и убегаю прочь из комнаты. Как и всегда.
19
Тот день я запомнила навсегда.
Тот день год назад, когда родители снова орали друга на друга, а я заперлась в комнате и пыталась игнорировать все, что происходило за ее пределами. Я упала на кровать, надела наушники и глупо уставилась в потолок.
Несколько минут назад я попалась им под руку, и свою злобу они сорвали на мне. Щеки до сих пор пылали от обиды и отчаяния. Папа кричал, что я не ценю того, что он мне дает. Мама шипела, что я испортила ей жизнь. Они говорили, что вместе только из-за меня. Но разве я хотела этого? Разве я вообще хотела жить на этом свете? Меня никто не спрашивал, но будь моя воля, я бы выбрала никогда не рождаться.
Тяжелое чувство вины давило на грудь столько, сколько я себя помню. Я была виновата в том, что происходило в нашей семье. Кто-то бы сказал: «Нет, это все твои родители». Но когда на протяжении всей жизни два человека страдают из-за тебя, никак иначе чувствовать себя не получается.
Я сдернула с себя наушники и прислушалась. Крики продолжались. Не выдержав, я вскочила на ноги, закрыла дверь в комнату на защелку, схватила телефон и открыла окно. Тогда мать еще не скрутила с него ручку и я могла уходить из дома незамеченной. В тот день я вылезла из комнаты в сад, зная, что мама все равно это обнаружит, и когда вернусь, я получу по полной. Мне было плевать. Я аккуратно вышла за территорию дома и из кустов достала тщательно спрятанную пачку сигарет. Закурила прямо рядом с забором и пошла прочь.
После этого охранник рассказал матери, что я курила. Не в первый раз, но прилетело мне сильно. Когда я начала употреблять наркотики, необходимость в сигаретах отпала, но тогда мне очень нужно было покурить. Я снова вставила наушники и
